Глава VII. Личность Христа

Иудейский первосвященник Каиафа задал самый острый и жизненно важный вопрос в мировой истории. Вопрос этот имел большое значение, потому что ставил задававшего его человека перед судом Божьим. Вопрос этот был жизненно важен, поскольку ответ на него приносил жизнь. Каиафа попросил Иисуса Назорея определить, Кто Он есть: «Скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?» (Матф. 26:63).

Иисус Назорей — Сын Человеческий и Страдающий Отрок

Иисус и Сам задавал этот вопрос Своим ученикам: «За кого люди почитают Меня, Сына Человеческого?» (Матф. 16:13). Ученики сообщили о различных слухах. Кто-то полагал, что Иоанн Креститель воскрес из мёртвых как Иисус Назорей. Другие говорили, что Илия, Иеремия или иной пророк вернулся, чтобы спасти Израиль Словом Божьим. Иисус поставил тогда самый важный для верующих вопрос, касающийся самого основания нашего существования: «А вы за кого почитаете Меня?» Пётр ответил: «Ты — Христос, Сын Бога Живого» (Матф. 16:16).

Вся Иудея ждала и жаждала этого Христа, засвидетельствованного помазанием на царство Сына Давидова и Сына Божьего, Которому надлежало явиться, чтобы спасти Свой народ от римского порабощения. Христос, или Мессия, виделся иудеям в человеческом образе, как особый человеческий Сын Божий (2 Цар. 7:14), за Которым стояла бы сила Бога, и Который бы действовал на основании Слова Божьего[1]. Иисус не употреблял таких определений по отношению к Себе, хотя и не отрицал, что действительно является потомком Давида, посланным Богом с особой миссией. Вместо этого Он называл Себя Сыном Человеческим[2].

В Палестине времен пришествия нашего Господа каждый ожидал явления Мессии. Но среди обращавшихся к Богу за избавлением от Рима были и люди, веровавшие в обетование, выраженное в одном из видений пророка Даниила. В Дан. (7:13-14) Бог показывает Даниилу Того, Кто назван «как бы Сыном человеческим». Этот Сын Человеческий подошёл к трону Божьему, и Ему были даны «власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его — владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится». В течение столетий, предшествовавших рождению Господа нашего, многие иудеи питали надежду, что этот Сын Человеческий придёт от трона Божьего, чтобы спасти их[3]. Обратите внимание, что этот «как бы Сын человеческий» имеет внешность человека и качества Бога. Возможно, нигде более в ветхозаветных пророчествах о ниспослании избавления от Бога не сказано яснее, что это освобождение должно быть произведено человеком, обладающим качествами Бога. Иметь качества Бога по мнению ревностных монотеистов иудеев мог только Бог, Сам Яхве. И то, что Иисус называл Себя Сыном Человеческим, не было случайностью или причудой.

Он поступал так и во время суда над Ним у Каиафы. Иерусалимские власти пытались предъявить Ему обвинение в государственной измене. Они просили Его подтвердить, что Он — Мессия, и тогда они могли бы передать Его Пилату как политического бунтовщика. Когда Каиафа попросил Его все же сказать ему, Христос ли Он, Иисус ответил: «Даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных» (Матф. 26:64), то есть указал именно на то представление о Сыне Человеческом, которое иудеям было открыто в видении Даниила. Сказанное Им о Себе в самый напряженный момент Его служения было лишь повторением того, о чём Он говорил не раз с тех пор, как начал собирать учеников. Когда Нафанаил воззвал: «Равви! Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев», Иисус пообещал, что тот узнает гораздо больше простого понимания того, что Он является земным потомком Давида. Он обещал, что Нафанаил придёт к осознанию того, что Иисус — Сын Человеческий, исполнение видения Даниила о как бы человеке, имевшем все признаки Яхве (Иоан. 1:43-51). И если Он выглядит как Яхве, — Он должен быть Самим Богом.

Иисус сочетал звание Сын Человеческий, указывающее на Его Божественные качества, на то, что Он — Бог, с качествами персонажа иного пророчества, — страдающего Отрока, раба Божьего, описанного Исаией в главах 42, 49, 50 и более всего в главах 52 и 53. Когда Иисус предсказывал свои страсти, смерть и воскресение (напр., в Матф. 16:21; 17:22) — Он соединял звание «Сын Человеческий» с качествами Страдающего Отрока. Тому, Кто познал страдания, Кто понёс грехи многих, надлежало быть Сыном Человеческим, имеющим славу, владычество и царство.

Как называет Иисуса Христа Библия

«Мессия», «Сын Человеческий» и «Страдающий Отрок» — это лишь три из многих библейских выражений, описывающих воплощённую Вторую Ипостась Святой Троицы. Современники описывали Его не философскими терминами, а при помощи более конкретных образов. Он сам представал им в таком виде. Некоторые Его самоописания взяты из картин повседневной жизни, чтобы более наглядно показать, Кто Он есть и что Он делает для людей — лоза, хлеб жизни, пастырь добрый, жених. Остальные связаны с образами тех, кто служил Богу в Ветхом Завете: пророки, священники, цари-помазанники — все они послужили Иисусу для описания того, Кем Бог, пришедший во плоти человеческой, может быть для Своих людей, и что Он делает для них. Слишком часто Церковь взирала на Иисуса Христа, не воспринимая всей полноты библейского свидетельства о Нём.

Теологи поделили сказанное об Иисусе в Библии на несколько категорий. Оскар Кульман выделяет прежнее бытие Иисуса как Бога, Его земные деяния при жизни, Его теперешние деяния ради нас, и Его грядущие деяния в конце времён[4]. Мы можем также выделить категории, описывающие Его труды ради нас, исполнявшиеся четырьмя различными способами: Тем, Кто являет нам природу Божью и то, на что должна быть похожа наша жизнь; Тем, Кто является жертвой, принесённой ради Своего народа; Тем, Кто побеждает всех врагов Своего народа; и Тем, Кто является нашим спутником, проводником и помощником в повседневной жизни[5].

Господь мой и Бог мой

Собственное заявление Иисуса о том, что Он является Сыном Человеческим, делает очевидным то, что Он описывал Себя как исполнителя пророчества Даниила о решительном Божьем вмешательстве ради спасения Своего народа (Дан. 7:13-14). Не может быть сомнения, что называясь таким именем, Он являет Себя как Яхве, пришедшего в человеческом облике. Относительно редко современники Иисуса говорили о Нем прямо: «Бог». Это сделал Фома, когда встретился со Христом, воскресшим из мёртвых. «Господь мой и Бог мой!» — исповедал он (Иоан. 20:28). В своём исповедании он употребил два синонима. Иудеи избегали произносить своими нечистыми устами священное имя Яхве, которое Бог открыл Моисею говоря с ним из горящей купины. Поэтому они везде, где в Писании встречалось имя Яхве, заменили его словом Господь. Фома употребил древнееврейский языковый параллелизм, чтобы подчеркнуть, что он признаёт в этом Человеке Иисусе воплотившегося Бога. Вот почему ранняя Церковь использовала описывающие поклонение Яхве слова из Ис. (45:23), провозглашая: «Пред именем Иисуса преклонилось всякое колено… и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца» (Филип. 2:10-11). Автор Послания к Евреям (1:10-12) относит к Иисусу творящую силу Яхве и ту вечную природу, о которой упоминалось в Пс. (101:26-28).

Исповедание того, что «Иисус есть Господь» провозглашалось в том числе и для язычников, поскольку те употребляли имя Господь для указания на божественность своего императора. Божественный император был лишь одним из многих богов, и поэтому Иисуса нельзя рассматривать как Господа в том же смысле, в каком Господом называли Цезаря Августа. Но когда Иисуса величали «Господом», это указывало слушателям-язычникам и на Божественность Иисуса. В каком смысле Он был Божественен, а именно — что Он есть истинный Бог, Творец всего, — следовало объяснять позднее[6].

Такое исповедание Иисуса Господом, возможно лишь при содействии силы Святого Духа (1 Кор. 12:3). Оно производилось для того, чтобы связать Божественную природу Иисуса с Его человеческой смертностью — ранние проповедники провозглашали, что Иисус был Мессией, и Господом, а также был распят (Деян. 2:36; 1 Кор. 2:8) и затем воскрес из мёртвых (Рим. 10:9). Хотя слово господь конечно же могло относиться также к господам и правителям из числа людей, — вне всяких сомнений, называя Христа «Господом славы», Павел подтверждает, что этот Человек — воплотившийся Бог (1 Кор. 2:8).

Мы часто называем Иисуса Господом и Спасителем. Никогда не следует отделять эти слова друг от друга, словно Господь указывает на то, что Христос руководит нами, а Спаситель — на то, что Он нас спасает. Древний мирской ближневосточный владыка, или царь был, в первую очередь, защитником и кормильцем своего народа. Быть Господом означает также и спасать. И наш Спаситель спас нас так, что теперь мы можем жить как Его дети в вечной праведности и невинности, служа Ему с радостной хвалой на устах. То, что Он — наш Спаситель, означает и то, что Он — наш Господь.

Слово было Бог

Евангелист Иоанн, употребив термин Слово, также подтвердил, что Иисус был истинным Богом в человеческой плоти[7]. Иоанн обрамил всё своё Евангелие утверждениями о воплощенном Боге. Во введении он называет Иисуса Словом Божьим и Самим Богом: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Иоан. 1:1). А завершает свою книгу исповеданием Фомы: «Господь мой и Бог мой» (20:28).

Для иудеев между Богом и Его Словом всегда существовала очень близкая связь — Слово несло силу Бога и было орудием Его творчества и защиты творения (Быт. 1; Пс. 16:20, 147:7; Ис. 55:11). Их потрясло то, что Иоанн употребил такое наименование применительно к Человеку Иисусу. Но Иоанн совершенно недвусмысленно утверждал, что Иисус Назорей, Слово Божье, имеет все качества Бога. Иоанн обращался к тайне Троицы, используя термины Слово и Сын для отличения Иисуса от Отца, утверждая при том, что это Слово и этот Сын Божий является истинным Богом. Описывая начало деяний Иисуса по возрождению народа Божьего (1:12-13), Иоанн вводит эти деяния в контекст Быт. 1, эхом повторяя зачин: «В начале…» Это Слово, ставшее плотью, было истинным светом, имевшим славу «Единородного от Отца» (1:14). В завершающей части пролога к своему Евангелию Иоанн вновь провозглашает: «Бога не видел никто никогда; Единородный Сын[8], сущий в недре Отчем, Он явил» (Иоан. 1:18).

Автор Послания к Евреям в самом его начале повторяет определение Иисуса как воплотившегося Слова Божьего. Бог многократно и многообразно говорил через пророков. Но «в последние дни сии говорил нам в Сыне, Которого поставил наследником всего, чрез Которого и веки сотворил» (Евр. 1:1-2). Этот Сын Божий конечно же и был творящим Словом. Он — «сияние славы и образ ипостаси Его» (ст. 3). Иудеи времен пришествия Иисуса верили, что слава Божья может принимать видимую форму. Они обозначали это «пребывание» присутствия Божьего среди Своего народа словом «шекина» (пребывание)[9]. Автор Послания к Евреям, желая описать откровение Божье в человеческой плоти, употребил тот же образ, что и Иоанн (1:14, 2:21, 4:20-26). По Евр. 1, Иисус не только принёс присутствие Божье в мир, но и держит «всё словом силы Своей» (Евр. 1:3). Здесь опять качества Божьи приложены к «Посланнику и Первосвященнику исповедания нашего, Иисусу Христу» (Евр. 3:1), Человеку, Которого, возможно, некоторые из первых читателей Послания знали как равви из Назарета. Для этих иудеев, однако, равви со свойствами Яхве должен быть Самим Яхве, отличаемым от Отца лишь тем, что Его называют «Сыном», но при том — Самим Богом. Все иудеи признавали, что «Господь, Бог наш, Господь един есть» (Втор. 6:4).

Полнота Божества, обитающая телесно

Павел проповедовал веру своих современников — они ожидали «блаженного упования и явления славы великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа» (Тит. 2:13). Церковь пела об Иисусе, «образе Божием», равном Богу (Филип. 2:6)[10]. Павел также употребил представление об «образе» для отражения связи между человеком Иисусом (которого многие из его знакомых знали лично) и вечным Богом. Употребляя это понятие, он «указывал на равенство [образа] с оригиналом»[11]. Таким образом Павел подтверждал, что Иисус является образом Божьим, освещающим сердца людей светом познания славы Божьей (2 Кор. 4:4). Мессия Иисус — «образ Бога невидимого». «Им создано всё… все Им и для Него создано; и Он есть прежде всего, и всё Им стоит… ибо благоугодно было Отцу, чтобы в Нём обитала всякая полнота» (Кол. 1:16-19). Действительно, Мессия, Иисус, Господь — является Тем, в Ком «обитает вся полнота Божества телесно». Он Тот, Кто дарует Своему народу полноту, и Кто является главою всякого начальства и власти (Кол. 2:6, 9-10).

Павел также учил, что это воплощение Бога произошло тогда, когда Отец сделал так, что Его Сын родился от женщины и подчинился Закону (Гал. 4:4), «уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Филип. 2:7-8). В Гал. 4 Павел отразил изменение в употреблении выражения «Сын Божий», обозначающего гораздо больше, чем мессианство. Словосочетание «Сын Божий» превратилось в подтверждение того, что Иисус является истинным Богом. Евр. 1 и 2 также свидетельствуют, что употребление этого термина изменилось, выйдя за пределы обозначения избранного человека, которого Бог сделал своим посредником в особых мессианских деяниях. Церковь пришла к осознанию того, что Мессия должен быть Богом в человеческой плоти. Пророчество Исаии полностью исполнилось, когда Ангел сообщил Иосифу, что во исполнение пророческих слов: «се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил, что значит: с нами Бог» (Матф. 1:20-23), у Марии будет сын по имени Иисус. Сила Всевышнего осенила Марию, и не знавши мужа, она родила ребёнка, которого Ангел нарек «Сыном Божиим» — что имело более чем мессианский смысл, — поскольку она зачала от Святого Духа (Лук. 1:31-35).

Непорочное зачатие

Учение о непорочном зачатии определённо подтверждает девственность Марии. Иисус, её Сын, был рождён неповторимым и чудесным образом. Он, будучи Сыном Божьим, получил человеческую сущность. Мы не можем знать, как действовала сила Святого Духа при этом зачатии. Этот человек, рождённый Девой, является истинным Богом.

Кроме того, необходимо отметить, что учение о непорочном зачатии также говорит о рождении нашего Бога. Воплотившийся Бог — величайшая из тайн нашего спасения. На протяжении всей истории Церкви верные и не совсем верные учителя-толкователи Библии бьются над этой загадкой. Она не поддаётся человеческому пониманию, она выходит за рамки человеческого рационального мышления. Размышляя над этой тайной, Церковь сформировала свои тринитарные и христологические догматы.

Учение о воплотившемся Боге

В течение первых трёх столетий мир, окружающий Церковь, неоднократно адресовал ей множество вопросов относительно Иисуса Христа, и христиане формулировали свои ответы на них. Некоторые из этих ответов в значительной степени опирались не на Божье Слово, а на культурные предпосылки. Так, когда Церковь противостояла ереси внутри себя и с яростными нападками извне, она сформулировала понятное грекам и римлянам, которым оно было адресовано, исповедание, определявшее, Кто такой Христос и что Он совершил. Греки и римляне не читали Дан. 7; они не знали, что называть Иисуса Сыном Человеческим — значит признать, что Он есть воплотившийся Яхве.

Исповедуя сущность Иисуса Христа, Церковь встретила два противодействия — отрицание того, что Иисус является истинным Человеком, и отрицание того, что Иисус есть истинный Бог.

Докетизм — отрицание человеческой природы Иисуса Христа

Людей, отрицавших, что Он является истинным Человеком, называли докетистами — от греческого слова «докео», что означает «казаться»[12]. Они утверждали, будто Иисус лишь казался человеком или выглядел как человек. Очевидно, камнем преткновения стало то, что Бог вроде бы не может обрести смерть в человеческой плоти, — особенно с точки зрения спиритуалистов, таких как гностики, которые верили, что всё материальное творение в лучшем случае низменно, а в худшем — является откровенным злом. Даже христиане, находившиеся под воздействием подобных культурных предпосылок, были убеждены, что Бог никак не мог явиться в человеческой плоти. Они не могли взять в толк, как бесконечное Божественное Существо может быть столь близко связано с материальным сотворённым порядком, о чем проповедовали Павел и Иоанн. Поэтому они говорили, что Бог в облике Иисуса не был Человеком. Он лишь был похож на человека, — подобно призраку или фантому.

И в наше время кое-кого в христианском мире смущает сама мысль о том, что великий Бог явился в человеческом облике. Они готовы строить догадки о сокрытом боге, но не исповедовать Бога, явившего Себя в яслях, на кресте и в могиле. Они говорят, что Иисус был великим человеком, выдающимся пророком, но истинной Божественностью у него обладала лишь проповедь, — его идея Божьей любви[13]. Другие до того акцентируют внимание на чудесах Иисуса, что совершенно оставляют в стороне Его человеческую суть, взирая лишь на Его Божественность, доходя до почти полного исключения всяких упоминаний о Его человеческом естестве. Они предпочитают не обращать внимания на ясли и крест, прославляя Бога, Который только выглядит как мы, но — по их мнению — не может быть таким как мы, если одновременно Он действительно неизмеримо выше. Но Бесконечный всё же принял конечную плоть сотворённых Им людей, чтобы завершить их спасение.

Действительно, Иисус Назорей, совершенный Человек и наш Брат, неизмеримо выше. Он — Вторая Ипостась Троицы. В ранней Церкви среди некоторых христиан, которые не могли поверить, что Бог стал Человеком, возникло противоположное, но вместе с тем параллельное докетизму мнение. Они отрицали, что Иисус был истинным Богом, тем самым отрицая, что Бог стал Человеком.

Адопцианство и субординационизм — отрицание Божественности Иисуса Христа

Адопцианство. На раннем этапе истории Церкви возникли две формы отрицания Божественности Христа. Среди самых первых, кто стал отрицать то, что Христос является Богом и Господом, были некие иудеохристиане из Палестины, называвшиеся эбионитами. Они представляли первую из двух разновидностей и соответствуют определению адопционистов. Адопционисты верили, что Иисус был очень праведным человеком, столь совершенно соблюдавшим Закон, что Бог усыновил Его, как Своего особенного сына. Иисус был лишь человеком, но исполнял волю Божью столь совершенно, что мог удостоиться даже особого поклонения. В языческом мире Павел Самосатский и другие проповедовали аналогичную доктрину, названную динамическим монархианством. Согласно этому учению, Бог един, подобно монарху (единоличному правителю), Он наделил человека Иисуса особой силой («дюнамис» по-гречески) Своего безличного святого духа[14]. Некоторые протестанты и сегодня считают, что человек Иисус был не более чем особым приёмным Сыном Божьим, дающим нам образец совершенной жизни и побуждающим нас жить сообразно этому образцу.

Субординационизм. В ранней Церкви были и такие, кто отрицал, что Иисус является истинным Богом, проповедуя ересь, которую мы называем субординационизмом. Эти люди считали, что Христос — действительно более чем просто человек, но при этом не является полностью Богом. Они верили, что Он — подчинённое божество. Арий, Александрийский пресвитер начала четвёртого века, был самым ярким представителем субординационизма. Пытаясь объяснить жителям Александрии, Кто такой был Иисус, Арий перенес выражение Св. Иоанна, назвавшего Иисуса Словом (Иоан. 1:1-18), в контекст общепонятной языческой религиозности. В некоторых распространённых тогда философских системах и культах, находившихся под влиянием мысли Платона, «Слово» было первым отклонением от единства Вселенского Духа. С отделением Слова от Вселенского Духа возникал окончательный разрыв вселенского единства этого духа, который данные культы понимали как спасение. Следовательно, Слово не совершенно. Но оно стало началом процесса творения. Вот почему Арий думал, будто именно такое сравнение подразумевал Иоанн в своей первой главе. Поэтому, употребляя библейский термин для выражения языческой идеи, Арий учил, что Иисус Христос является подчинённым божеством, несовершенным, а потому неполным богом, не вечным, как Вселенский Дух, хотя и близким к нему.

Сегодня труднее построить подобный мир полубогов и подчиненных богов. Поэтому нашим современникам труднее понять субординационизм. Тем не менее, в прошлом веке встречались в Северной Америке теологи, пытавшиеся выступать с подобными предположениями. По их мнению выходило, что хотя Иисус Христос не является Самим Богом, — Он определённо выше человека — нечто среднее между совершенным Богом и просто человеком.

Халкедонская христология

Арий против Афанасия. Церковь противостала отрицанию Арием того, что Иисус есть истинный Бог, на Никейском соборе 325 года. Там под руководством Афанасия, архиепископа Александрии, приняли тогдашний философский язык «естества» и «сущности» для выражения библейского исповедания того, что Иисус Назорей является Богом, пришедшим в человеческой плоти. Такой язык, хотя он и не употреблялся библейскими писателями, сделал понятным для христиан четвёртого века и всех последующих столетий, что Иисус — есть Яхве (1 Кор. 12:3). В Символе веры, который Церковь начала составлять в 325 году (завершён в 380-х годах), она исповедовала, что Иисус «единосущен Отцу». Термин гомоусиос (по-гречески «единосущный») был подкреплён другими антиарианскими положениями. Иисус Христос не подчинён и, следовательно — вечен. Символ описывает Иисуса как «рожденного прежде всех веков, Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного [этот термин здесь означает лишь отношение между Отцом и Сыном в Троице], несотворенного... чрез Которого все сотворено»[15]. Этим исповеданием Церковь утвердила свою веру в то, что Иисус является истинным Богом с Божественной природой[16].

Аполлинарий. В 381 году Церковь столкнулась с ещё одним вызовом своему пониманию сущности Христа со стороны теолога по имени Аполлинарий. Он столь старательно объяснял, каким образом Иисус является истинным Богом, что уклонился в другую сторону, к отрицанию полноты человеческой природы Иисуса. Он говорил, что человек состоит из тела, души и духа, а поэтому учил, что Иисус имеет человеческие тело и душу, но Его духом является вечное Слово, Вторая Ипостась Троицы. Церковь опровергла его на Константинопольском соборе 381 года — природа Иисуса является полностью человеческой, равно как и полностью Божественной. Он — совершенный Человек и совершенный Бог[17].

Несторий. Церкви также следовало определить, как человеческая и Божественная природа соотносятся друг с другом, поскольку окружающая христиан культура вынуждала их вновь и вновь решать вопрос, могут ли Бог и человек сосуществовать так, как это описывает Библия. К 431 году Церковь столкнулась с учением последователей богослова по имени Несторий. Они утверждали, что между двумя естествами Христа нет реальной связи, что две Его природы примыкают друг к другу, подобно двум доскам, связанным вместе. На Ефесском соборе 431 года Церковь отвергла это. Эти две природы столь близко сосуществуют друг с другом, что мы можем говорить о Марии как о Богородице («теотокос» по-гречески). Несторий был готов называть Марию Христородицей, но не Богородицей. Вместе с Павлом мы исповедуем, что Иисус — Сын Божий, Вторая Ипостась Троицы, — был рождён женщиной и, как все прочие люди, подчинился Закону (Гал. 4:4)[18].

Евтихий. Как это часто случается, в запале борьбы против Нестория другой богослов по имени Евтихий ушёл слишком далеко в противоположном направлении. Он заявлял, что коль человеческое и Божественное соединились при воплощении, то Божественная природа, превосходя человеческую, поглотила её. Его последователи называются монофизитами, то есть «одноприродниками». Коптские церкви Египта и Эфиопии остаются монофизитскими до сих пор. В 451 году Халкидонский церковный собор отверг взгляды Евтихия. Собор провозгласил столь сильное единение Божественной и человеческой природ в Личности Иисуса Христа, что они являются неразделимыми, но всегда различимыми. Хотя человеческое не становится Божественным, а Божественное человеческим, — они имеют общение свойств[19].

Личностное, или ипостасное единство. Определённое Халкидонским собором соотношение между двумя естествами единой Личности Иисуса Христа, Второй Ипостаси Святой Троицы, называется «личностным», или «ипостасным» единством. Согласно Афанасьевскому Символу веры, Христос, «хотя и является Богом и Человеком, при этом является не двумя, но единым Христом. Единым не потому, что человеческая сущность превратилась в Бога. Полностью Единым не потому, что сущности смешались, но по причине единства Ипостаси»[20]. Единство Божественного и человеческого в Иисусе Христе, таким образом, соединяет природу Бога и природу человека в одной Личности. Это единство не поглощает и не уничтожает того или иного естества. Оба остаются совершенными и неразрывно едиными, даже если проявляется какое-то одно из них, — будь то Божественное или человеческое.

Несторий учил, что Божественная и человеческая природы Христа вполне различимы между собой и должны оставаться таковыми даже в этом личностном единстве. Евтихий проповедовал, что оба естества не только неразрывны, но в конечном счёте — и неразличимы. Халкидонский собор признал, что два естества неразрывны, но остаются отличимыми друг от друга.

Общение свойств, или соединение признаков. В тайне личностного единства обе природы совместно действуют как одна личность. При этом каждое естество соединяет свои признаки с другим. Это соединение признаков двух природ называется общением свойств. Мы не можем говорить о свойствах человеческих, отделяя их от божественных, — поскольку обе природы неразделимы[21].

Лютеранские теологи шестнадцатого и семнадцатого веков пытались дать определение соединению признаков, формулируя три закона. Первый — закон качеств (или признаков, или свойств) [латинское «genus idiomaticum»] — утверждает, что «те качества, которые присущи Божественной или человеческой природе, истинно и действительно относятся ко всей Личности Христа, проявленной в обоих естествах или в каждом по отдельности». Поэтому когда Павел утверждал, что власти мира сего распяли Господа славы (1 Кор. 2:8), или когда Пётр напоминал своим слушателям, что они убили Начальника жизни (Деян. 3:15), оба они говорили о человеческом качестве — смертности, — но указывали на Иисуса, употребляя Божественные титулы или имена. Повторяя слова гимна «О горе горчайшее», написанного лютеранским автором семнадцатого века Иоханнесом Ристом (1607—1667), мы можем даже воскликнуть: «О горе и ужас, Бог наш умер». Бог не может умереть, но тем не менее, в личностном единстве Бога и Человека Иисуса Христа Вторая Ипостась Троицы побывала на кресте, умерев за нас.

Второй — закон величия [«genus majestaticum» по-латыни] — учит, что Вторая Ипостась Троицы разделяет со Своей человеческой природой все Божественные признаки для совместного обладания ими, использования и обозначения в единой личности Христа.

Третий — закон соответствующего действия [по-латыни «genus apotelesmaticum»] — учит, что каждая из природ Христа действует сообразно своим особенностям с участием второй из них. Тайна этого личностного единства Бога и человека навсегда останется тайной. Мы можем лишь исповедовать это.

Лютеране относятся к соединению признаков двух природ как к важному понятию, связанному с пришествием воплотившегося Бога. Оно помогает нам исповедовать то, что Плоть и Кровь Иисуса Христа могут таинственным образом присутствовать в хлебе и вине Причастия. Его Плоть и Кровь разделяют с Божественной природой качество вездесущности, способности присутствовать там, тогда и в той форме, как того пожелает Бог. Мы же имеем великое утешение, зная, что Тот, Кто разделяет с нами нашу человеческую природу, присутствует на совете Троицы. Бог знает нашу человеческую жизнь не только благодаря Своему всеведению, но и благодаря человеческой жизни Второй Ипостаси Троицы.

В этом Человеке, Иисусе Назорее, обитает полнота Божества. Он именно таков — совершенный Бог и совершенный Человек. Однако Его Личность интересна падшим людям не Своей уникальностью. Напротив, Он привлекает наше внимание, потому что через Него Бог примиряет всё с Собой, восстанавливая через Кровь, пролитую Богочеловеком на кресте, мир Едемский, мир с человечеством в том виде, как Он сотворил его (Кол. 1:19-20).

<< Пред. | Содержание | След. >>