Сайт душпастиря Павла

Исторические предпосылки:
Крипто-кальвинистская дискуссия

      Определение крипто-кальвинизма — превратное толкование, говорящее языком двусмысленности. Из самого термина «скрытый кальвинизм» очевидно, что шаг за шагом он проникал в жизнь Лютеранской церкви и в лютеранскую теологию. Лютеранская церковь всегда стремилась остаться лютеранской не просто ради принципа, но ради христианства, ради сохранения верности основным христианским истинам. Указав, что Цвингли и Буцер проповедуют от чуждого духа, Лютер очень точно уловил ту рационалистическую тенденцию, которая, к великому сожалению, до сих пор во многом присуща христианской теологии, в особенности её реформатскому течению. В результате под удар рационализма попали такие центральные артикулы веры как учения о Святом Причастии и о Личности Христа.
      В противовес сторонникам сакраментализма, Лютер, основываясь на Писании, утверждал, что в Причастии истинные Тело Христово и Его Кровь являются реальными, существенными дарами, которые Господь посылает тем, кто с Ним вступает в общение, как достойным, так и недостойным. Слова Христа: «Примите, ядите, сие есть Тело Моё, за вас ломимое»⁵, подтверждают точку зрения Лютера. В хлебе и вине, вместе с ними и под их видом, принимающий Причастие принимает истинные Тело и Кровь Христовы. Это сакраментальное присутствие необходимо понимать не только в духовном смысле, но и как реальное сверхъестественное присутствие Христово по могуществу державной силы Его через Слово. Лютеру никогда не приходило в голову объяснять, как же Бог мог осуществить обещанное, однако он открыто изобличал всякую попытку исказить сущность того, что Христос столь явственно нам даровал в Причастии как печать Своего прощения, а именно — Свои Тело и Кровь. Апостол Павел также учил реальному присутствию ясным, недвусмысленным языком (1 Кор. 10:16; 11:23-29).
      Под огонь, впрочем, попало не только это Таинство. Прибегая к упрощённым аргументам, основанным на рационализме, Цвингли, Кальвин и их последователи, исказили также учение о Личности Христа. Вопрос состоял в следующем: Как безграничное величие Божие со всеми присущими Ему свойствами Божества может присутствовать в Личности Христа? Богочеловечество Христа для Кальвина никогда не было вопросом. Но, вместе с тем, опираясь на доводы о том, что конечное не может вобрать в себя бесконечное, кальвинизм последовательно отрицал, что в человеческой природе Христа может присутствовать вся полнота Божьих свойств. Таким образом, несмотря на неоспоримые свидетельства Писания о том, что вся полнота власти, премудрости и могущества была дарована Христу Богом Отцом, реформатские теологи всегда считали, что эти дары имеют ограниченный характер, и что Божественные полномочия принадлежат лишь Божественной природе Христа. Несомненно, что во время Своего земного пути Христос не проявлял всей полноты Божества, так как Он имел целью совершение Своей искупительной миссии. Но что касается Его обладания всей полнотой Божества и величия, Писание не оставляет никаких сомнений. Павел сказал об этом: «Ибо в Нём обитает вся полнота Божества телесно» (Колос. 2:9). На этом основании лютеранская теология изобличает кальвинистское учение как небиблейское, несостоятельное представление, будто вознесённый Христос по Своей человеческой природе ограничен и должен либо присутствовать одесную Бога, либо там отсутствовать.
      Лютер восставал против подобного ограничения власти Христовой, провозглашая, что пребывать «одесную Бога» — означает находиться везде, что здесь имеется в виду десница Его могущества, власти, и что Писание недвусмысленно свидетельствует о том, что неразделимый Богочеловек Иисус Христос исполняет Своё обетование пребывать с нами повсюду в буквальном смысле. Пространственно-временные рамки и необходимость передвижения для Него не представляют преграды. Это полностью относится и к Его человеческой природе, ведь Он — Всемогущий Бог. Потому и в Причастии Христу не представляет никакой сложности сверхъестественным, чудесным образом подавать нам Свои истинные Тело и Кровь.
      Стоит ли говорить о глубокой связи, существующей между учениями о Личности Христа и о Святом Причастии. Исповедуя то, что в человеческой природе Христа со дня Его чудесного воплощения обитает вся полнота Божественных свойств, лютеране видят необычайное созвучие этой истины с обетованием Христовым о Его Теле и Крови в Причастии. В свою очередь, кальвинисты отрицают, что в человеческой природе Христа может обитать вся полнота Божества, и не принимают того факта, что истинные Тело и Кровь Христовы могут реально присутствовать в Таинстве Причастия.
      Ещё при жизни Лютера стали появляться на свет весьма компромиссные документы, употребляющие известные термины, однако скрывающие в своих формулировках кальвинистские взгляды. Особого примирения между двумя направлениями в протестантизме они, конечно, не принесли. Надо сказать, что незадолго до своей смерти, отправляясь в последнее эйслебенское путешествие, Лютер выражал опасение, что в отношении профессоров Виттенбергского университета к Вечере Господней чувствуется кальвинистская закваска. Поэтому он объявил, что по его возвращении на факультете состоится всеобщая проверка профессорско-преподавательского состава. Однако, как было угодно Богу, он скоропостижно умер в Эйслебене. В любом случае, он совершенно верно уловил, что среди профессоров Виттенберга проросло семя «спиритуалистской», «символической» трактовки присутствия Христова в Причастии. Как показало время, он был недалёк от истины. Подлинная филиппистская закваска вскоре дала о себе знать, проявившись в необычайной «гибкости» по этому вопросу и в том, с какой готовностью они шли на компромисс с кальвинистами.
      Приняв Consensus of Zurich, также называвшийся Consensus of Tigurinus (1549), Кальвин тем самым засвидетельствовал, что его позиция в вопросе о Вечере Господней вполне согласуется с позицией Цвингли. Для большинства лютеран это окончательно подтверждало то, что они поняли уже давно — реформатские теологи, вне зависимости от их формулировок, принимали лишь духовное значение присутствия Христова в Святом Причастии. Тот факт, что в Виттенбергском университете нашлись люди, готовые подписаться под этим документом, подтверждал худшие опасения Лютера. Ближе к концу жизни Лютера Меланхтон также проникся глубокой симпатией к взглядам Кальвина по некоторым доктринальным вопросам. Но в вопросе о Вечере Господней, он, тем не менее, придерживался лютеранской позиции, по крайней мере, во время публичных выступлений в Виттенберге (1536), в Шмалькальдене (1537) и в публичных выступлениях после смерти Лютера.
      Но всё же Меланхтон существенно отличался от Лютера, когда дело доходило до открытого исповедания убеждений. Убеждения Лютера ни для кого никогда не были загадкой. Он никогда не оставлял сомнения в том, что исповедует. Его слово было золотым. Меланхтон же оставался человеком весьма неустойчивым и колеблющимся, а его размышления и тревоги вовсе не были бурей в стакане. Потому даже его молчание в момент, когда виттенбергские филипписты у него под носом заваривали кальвинистскую кашу, являлось преступным. Если бы был жив Лютер, не долго пришлось бы смутьянам ждать своей участи. Меланхтон же пребывал в нерешительности. Он уже не был так убеждён в буквальном смысле слов установления Причастия, а также в том, что касалось лютеранской позиции по вопросу присутствия всемогущества Христова в Его человеческой природе. Участие, которое он принял в подготовке Интеримов, окончательно подтвердило, что его былая страсть к рационализму всё ещё не угасла и теперь угрожала лютеранской позиции. Его отчаянное сопротивление лидерам лютеранской ортодоксии и симпатия к течениям, не важно, римско-католическим или реформатским, исповедовавшим компромисс, закончилось ещё более жесткой критикой его позиции со стороны оппонентов. Поэтому, вероятнее всего, его взаимопонимание с Кальвином и такими приспособленцами как Мартин Бусер было гораздо глубже, чем со сторонниками лютеранства.
      Одним из первых ортодоксальных лютеранских пасторов, выступивших против распространяющихся прокальвинистских трактовок Святого Причастия, был Вестфаль Гамбургский. Уже в 1552 году он понял, сколь масштабным было вторжение этого течения в лютеранские церкви и в лютеранскую теологию. Другие теологи, такие как Хемниц и Мерлин, противостали крипто-кальвинистским взглядам Харденберга, пастора из Бремена.
      Однако в Виттенберге все были увлечены компромиссом. Меланхтон был либо слишком утомлён, либо слишком беззаботен, либо просто неуверен в себе, чтобы предпринять какие-то шаги для преодоления прокальвинистских тенденций. Большая часть теологов университета принадлежали к этим компромиссным течениям, и вот, двое из их вожаков, родственник Меланхтона Каспар Пойсер, профессор медицины, личный врач князя Августа, и Георг Краков, профессор юриспруденции, личный советник курфюрста, сумели привлечь расположение своего покровителя и его симпатию к «новой теологии» Виттенберга.
      Филипписты убедили своего князя, что «лютеранство Меланхтона» является самым истинным, самым подлинным исповеданием веры, в особенности касательно взглядов на Вечерю Господню и на учение о Личности Христа, называя оппозиционную партию «вездесущниками», учившими, что Тело Христово, якобы, распространено по всей вселенной и что, в действительности, именно они и были главными смутьянами, обструкционистами, законниками и фарисеями, буквалистами и оторванными от реальности богословами. Под защитой курфюрста они опубликовали свой Corpus Doctrinae, включавший видоизменённое Аугсбургское Вероисповедание, отредактированный вариант Апологии, предисловие Меланхтона и последнее исправленное издание его Loci, окружённое всеми этими «вероисповеданиями». Но самое опасное заключалось в том, что им удалось убедить своего князя, будто теологию Лютера, а в особенности его точку зрения на Святое Причастие и Личность Христа, следует понимать так, как это объяснял Меланхтон. Ведь кто может знать Лютера и ход его мысли, как не Меланхтон, убеждённо говорили они. Эти новые положения получили наименование Corpus Philippicum, став основным официальным вероисповеданием по всей Саксонии.
      Ответная реакция прокатилась мощной волной. В ней участвовали даже несколько студентов Виттенберга, а двое из них, Конрад Шлессельбург и Альберт Ширмер, были исключены из университета по безосновательному обвинению в лжеучениях, выдвинутых ими против Виттенбергского преподавательского состава. Однако по всем лютеранским территориям факультеты университетов (таких как Йенский и Веймарский) составили единую активную оппозицию. Курфюрст Август предпринял попытку собрать стороны за столом переговоров, призвав их к миру и согласию, но всё безрезультатно. Его «верные» виттенбергские профессора окончательно убедили его в том, что именно их факультет является гарантом ортодоксальности лютеранской теологии, учения о любви, основанного на Евангелии, и что все остальные — лишь реакционеры.
      Виттенбергские проявления вскоре стали распространяться и по другим лютеранским землям, многие из которых, как например Гейдельберг, теперь уже были окончательно потеряны для лютеранства. Впрочем, остальные земли сплочённо и со знанием дела продолжали оказывать сопротивление. В северной Германии Мерлин и Хемниц успешно противостояли надвигавшейся волне кальвинистских трактовок Таинства, особенно таким убеждённым прокальвинистам как пастор Харденберг из Бремена. В этом знаменитом свободном городе, прежде служившем центром Ганзейской Лиги, симпатии преимущественно склонялись в сторону либерального толкования. В Вюртемберге яростным защитником реального присутствия истинных Тела и Крови Христовых в Причастии стал Бренц. Были, конечно, и другие, такие как Китреус в Ростоке, Андреа в университете Тюбингена в Швабии. Мерлину принадлежит ложь, положенная в основу «гейдельбергской басни» (Heidelberg Landluege), гласившей, будто Лютер на закате своей жизни признался Меланхтону в том, что, пожалуй, был слишком нетерпим в своём отношении к сакраменталистским и кальвинистским толкователям Причастия.
      Альтенбургский коллоквиум, созванный курфюрстом Августом с целью примирения противоборствующих сторон, продолжался с октября 1568 г. по март 1569 г., закончившись триумфом крипто-кальвинистов. Курфюрст считал их верной, любящей, евангельской группой, а всех остальных — неразумными реакционерами. Шаг за шагом их проникновение становилось всё более явным. В 1570 виттенбергские филипписты опубликовали Предложения по основным дискуссионным вопросам нашего времени, откровенно отвергнув ортодоксальное лютеранское учение о Святом Причастии и полноте Божества и славы Господней в Его человеческой природе. Затем последовал катехизис 1571 г., в котором эти учения были ещё более оформлены. В Виттенберге они даже опубликовали выдержку из произведений некоего иезуита, который весьма критически высказывался в отношении Андреа — одного из самых преданных сынов лютеранства.
      Чтобы показать свой исключительный «вселенский» размах, филипписты решили ублажить одного из архикальвинистов, последователя Кальвина, Теодора Безу, издав в Виттенберге одну из его книг. А тот, в свою очередь, весьма дипломатично посвятил её курфюрсту Августу. Тем временем, со смертью Иоганна Вильяма, правителя герцогской Саксонии⁶ и стойкого ортодоксального лютеранина, филипписты, стремившиеся распространить своё влияние на земли Саксонии, получили серьёзное преимущество. Курфюрст Август Саксонский стал опекуном двух сыновей покойного Иоганна Вильяма. В Виттенберге крипто-кальвинизм распространился молниеносно. Им удалось убедить курфюрста в необходимости освободить все саксонские земли от засилья «вездесущников» и «флацианистов», то есть тех, кто отказался подписать Corpus Philippicum 1560 г. Это коснулось более сотни лютеранских теологов, пасторов и учителей, они были вынуждены покинуть свои должности, оставить дома и земли.
      Кальвинистский переворот, казалось бы, полностью утвердился. Но, несмотря на это, группа интриганов с Пойсером во главе решают добиться двойного успеха. В 1574 г. они анонимно, без указания места и даты, издают документ под названием Exegesis perspicua, или «Ясное толкование», в котором открыто поддерживают кальвинистскую позицию, передёргивают некоторые утверждения Лютера, очерняя клеветой его труды, а также призывают к объединению лютеранских и реформатских церквей. Последнее было очень даже возможно, поскольку чёткая лютеранская доктрина была предана забвению. Теперь, когда оппозиция во всех землях практически была устранена, на курфюрста обрушилась острая критика со стороны мирян, князей и других представителей лютеранского мира. Но постепенно он становился глух к этим призывам, полностью доверясь своим виттенбергским советникам.
      Но вдруг одного из интриганов, присягавшего на верность лютеранским Вероисповеданиям, но исподволь ведшего подрывную деятельность, постигла досадная неудача. Письмо, написанное Пойсером, случайно или неслучайно, не дошло до адресата. Писал он «жене дворцового проповедника» — супруге крипто-кальвинистского пастора Христиана Шютца. В письме он просил её передать жене курфюрста Августа, Анне, прилагаемый кальвинистский молитвенник. Далее, как бы невзначай, он заметил: «Если сначала мы заручимся поддержкой Матушки Анны, то и Его Высочество (Августа) нам склонить на свою сторону не составит труда». Однако письмо попало в чужие руки, к жене другого дворцового проповедника, Листениуса. Послание было на латыни, и она передала его своему мужу для перевода. Поняв, в чём дело, тот немедленно переправил письмо курфюрсту, и тогда, наконец, глаза его открылись. В мгновение ока ему стала очевидна вся хитроумная интрига, двурушничество, бесчестность и коварная маскировка, всё, что происходило у него под носом, в его владениях вот уже около десяти лет. Заговорщики были разоблачены. Одна за другой подлые махинации, направленные на то, чтобы втереться в доверие курфюрста, вышли на поверхность. Если бы они признали, что исповедуют или хотя бы питают симпатию к крипто-кальвинизму, то их немедленно сместили бы с должностей. Провозглашая же свою приверженность лютеранским вероисповеданиям, они, тем самым, навлекли на себя осуждение и суровое наказание со стороны курфюрста.
      Тотчас же последовала тщательная теологическая чистка по всей курфюрстской и герцогской Саксонии. Профессора, ранее уволенные с должностей, были в них восстановлены, повсюду царила атмосфера радости оттого, что труды Лютера и лютеранская теология, наконец-то, возвратились к жизни. С этого момента доверенными лицами курфюрста в делах богословия стали такие люди как Андреа, Хемниц и Зельнекер. Именно курфюрст совместно с сочувствующими мирянами и князьями лютеранских земель оказал моральное и материальное содействие в подготовке того, что впоследствии стало «Бергской книгой». Следует отметить, что два артикула вышеупомянутой книги, VII и VIII, были посвящены крипто-кальвинистской трактовке Святого Причастия, а также их ошибочному пониманию Личности Христа. Эти два артикула до сих пор остаются той минимальной базой, которая необходима при любом обсуждении основ согласия между реформатскими и лютеранскими церквями, если это согласие будет действительно искренним и непритворным, ведущим к истинному миру и единству веры.

⁵ 1 Кор. 11:24. - Прим. ред.
⁶ В 1485 году Саксония была разделена между членами дома Веттинов: Саксен-Виттенберг и большую часть Тюрингии вместе с титулом курфюрста получил Эрнст Веттин (резиденция — Виттенберг); области Мейсена, Лейпцига, Сев. Тюрингию и герцогский титул — Альберт Веттин (резиденция — Дрезден). В 1547 г. герцог Мориц Саксонский за разгром протестантских князей в Шмалькальденской войне получил от императора Карла V основную часть курфюршества Саксония и титул курфюрста, объединив таким образом почти все саксонские земли. — Прим. ред.

Українська Лютеранська Церква.

Copyright Rev. Pavlo Bohmat
При використанні матеріалів цього сайту робіть ланки на нього.