Сайт душпастиря Павла

Исторические предпосылки:
Майористская дискуссия

      Хотя в названии дискуссии звучит имя Майора, её зачатки различимы ещё у Меланхтона. Майор был студентом Меланхтона и его верным последователем. Он стал профессором в Виттенберге и какое-то время (несколько лет, предшествовавших смерти Лютера) служил в университете ректором.
      Мишенью майористской дискуссии стал тот же артикул об оправдании по вере. Теперь угроза нависла над пониманием связи добрых дел со спасением. Некоторые теологи учили, что добрые дела необходимы для спасения. Впервые Меланхтон употребил эту фразу в раннем исправленном издании своих «Loci» 1535 г. Скорее всего его главной целью было противостояние идее о так называемой «дешёвой благодати», будто возрождённый человек может вести распутный, безбожный образ жизни, безо всякого стремления угодить Богу. Ведь несомненно, что словесному исповеданию веры действительно должна сопутствовать христианская жизнь.
      Однако Меланхтон поставил вопрос и повёл защиту своих доводов таким образом, как если бы добрые дела были чем-то существенно необходимым для спасения, то есть были бы причиной или решающим фактором, ведущим ко спасению. Если они отсутствовали, по его словам, никто не мог спастись. Ему следовало бы сказать, что добрые дела есть плод оправдывающей веры, и что там, где такая вера присутствует, добрые дела непременно появятся как добрый плод. Вот почему было абсолютно верно сказать, что добрые дела необходимы, но вместе с тем, абсолютно неверно было утверждать, будто они необходимы для спасения. Иисус говорит о спасающей вере и о добрых делах как о свидетельстве этой веры очень часто, взять к примеру эпизод с женщиной, которая «много возлюбила» (Лук. 7:47, 50). Также об этом сказано и у Его Апостолов. Апостол Павел писал: «Ибо благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился» (Ефес. 2:8-9). В следующем же стихе Апостол подчёркивает, что эти добрые дела есть Божье «творение» в нас, плод, который мы ожидаем от Бога, то что от века Он «предназначил нам исполнять» (ст. 10). Таким образом, вопрос касался не того, являются ли добрые дела необходимыми, следует ли их ожидать, или заповеданы ли они Господом вообще. Наше освящение есть воля Божья (1 Фес. 4:3). Вопрос заключался в том, следовало ли относиться к ним как к чему-то необходимому для спасения, как стал говорить Меланхтон после 1535 г.?
      Лютер не раз предостерегал его избегать этих столь обманчивых слов. Меланхтон соглашался с тем, что утверждение действительно неоднозначно, и считал, что, поэтому, ему следует изменить его. Однако он так и остался при своих неоднозначных взглядах, признав лишь туманность слов, которые могли бы привести к недопониманию, но не их ошибочность вообще. При Аугсбургском и Лейпцигском Интеримах, под давлением католиков, он стал весьма уклончив в определении своего отношения к добрым делам и их связи со спасением. Впрочем, впоследствии он нередко указывал, что выражением: «добрые дела необходимы для спасения» — слишком злоупотребляют, и потому его следует вообще избегать. Вполне очевидно, что он всеми силами стремился избежать римско-католического учения о том, что добрыми делами человек зарабатывает своё спасение. Он легко бы прояснил ситуацию, если бы признал, что сама фраза в её первоначальном виде была теологической ошибкой, и если бы он внёс ясность, сказав, что добрые дела являются плодом, обязательно произрастающим от корня веры. Но он так и не отказался от своей первоначальной формулировки. В результате многие его последователи стали опираться на неё и приводить доводы в её защиту.
      Наиболее заметной фигурой, подхватившей взгляды Меланхтона, был Майор. Довольно долго он оставался на стороне своего духовного наставника, однако после принятия Интеримов он начал открыто выражать своё согласие с формулировкой Меланхтона о необходимости добрых дел для спасения. Не потому, однако, что ими человек заслуживает, зарабатывает прощение, а для того, чтобы спасение, полученное по благодати, могло быть сохранено и не потеряно им по причине греха. Посему добрые дела и были нужны— дабы сохранить спасение.
      Его критики, а их было множество с обеих дискутирующих сторон — Флациус, Амсдорф, более консервативные лютеране, и даже Меланхтон с его промежуточной позицией, — очень скоро поймали его на том, что он отходит от благодати Божьей и полноты жертвы Христовой, если считает, что либо оправдание, либо спасение, либо сохранение веры и благодати хотя бы в малейшей степени зависит от добрых дел. Когда Майор понял, что речь непременно зайдёт о пересмотре его формулировки, то, подобно Меланхтону, он признал лишь неудачность использованных слов и то, что они могут привести к недопониманию, но не фундаментальную ошибочность своих взглядов.
      Конечно же, это не было только терминологическим спором. Над основным артикулом библейской веры и веры реформаторов об оправдании грешника пред Богом снова нависла угроза. Друзья Майора хорошо понимали это, но, несмотря на их увещевания, он продолжал упорствовать в своих заблуждениях, тем самым лишь усугубляя и без того напряжённую обстановку.
      После некоторой паузы, на протяжении которой он служил суперинтендантом в Айслебене (1552 г.), Майор стал профессором в Виттенберге (1553 г.) и остался на этом посту вплоть до своей смерти в 1574 г. Всё это время Майор продолжал отстаивать верность своей позиции, хотя к тому времени, под влиянием многих теологов, он был вынужден пересмотреть свои взгляды, особенно в публичных выступлениях.
      Были и такие, кто перешёл на сторону Майора. Они не сумели осознать, сколь опасно признание добрых дел необходимыми для спасения. Особенно здесь стоить выделить Мениуса, некоторое время служившего суперинтендантом в Готе. Он вынужден был оставить свой пост в 1554 в результате давления, оказанного на него в связи с поддержкой им взглядов Майора. Кроме того, Мениус поддерживал Интеримы. С точки зрения верных учению лютеран уже одно это заслуживало проклятия, но тот факт, что он перешёл на точку зрения Майора, ещё больше осложнил его положение. Мениус также любой ценой старался избежать того, что неизбежно подразумевалось римско-католическим толкованием — спасение надлежит заслужить добрыми делами. Поэтому под давлением других теологов он внёс изменения в свой язык, признав, однако, подобно Меланхтону и Майору, лишь его двусмысленность.
      Слово «необходимы», без сомнения, немедленно привлекло к себе внимание. Противники Майора и Мениуса указывали, что термин «необходимы» только в том случае останется безобидным, если добрые дела, послушание Богу и обновлённую жизнь рассматривать как плоды веры, неизбежно следующие за нею. Они также с готовностью признавали, что Бог заповедует нам жить именно такой жизнью. Принуждение и насилие никогда нельзя смешивать с тем, чему надлежит быть естественным, добровольным, свободным и непринуждённым. Поэтому Апостол Павел, исключая добрые дела как основание оправдания и спасения, вместе с тем включает в свои послания многочисленные призывы к добродетели, увещевая нас подвизаться добрым подвигом веры и умерщвлять дела плоти.
      Обе стороны обращались за ответом к Лютеру. На заре Реформации Лютер часто указывал на добрые дела как на неизбежный плод веры. Он даже написал специальный трактат на эту тему О добрых делах (1520 г.). «Вера, действующая любовью»⁴ — лейтмотив этих трудов. В них он вновь и вновь делал акцент на том, что добрые дела последуют вере, не играя никакой роли в оправдании человека. Лютер писал, что нам следует прилагать усилия, дабы облечься видимой праведностью, однако она не прибавит нам заслуг перед Богом. Для оправдания необходимы только заслуги Христа. Слава Богу за то, что это так! Иначе никто на свете не знал бы наверняка, вполне ли он добродетелен, достаточно ли у него на счету благодати. Вера же обретает это всё по Божьей благодати во Христе. Лютер красноречиво называл это «теологией креста» (theologia crucis), изложив её основы перед августинскими монахами ещё в 1518 г., при выступлении на Хайдельбергском диспуте. Он также подчёркивал, что добрые дела человека, какими бы выдающимися они ни были, могут стать преткновением для человека на пути ко спасению, если он возложит на них своё упование.
      Один из близких друзей Лютера, Амсдорф, вступив в борьбу с теологией Майора и Мениуса, качнул маятник в противоположную крайность, заявив, будто добрые дела вообще мешают спасению человека. Стремясь показать лишь одну из граней теологии Лютера, он не сумел воссоздать точной, полной картины. Ему следовало указать лишь, что добрые дела могут оказаться помехой для спасения, если человек уповает на них. Но он показал лишь часть вопроса, за что подвергся жесткой критике со стороны таких теологов как Флациус.
      Формула Согласия, освещая этот вопрос, приводит в равновесие обе крайности. Вместе с тем, в ней содержится опровержение антиномической позиции, состоявшей в том, что добрые дела не нужны вообще (см. главу V). Такие теологи как Агрикола — снискавший себе недобрую славу в связи с событиями, касающимися Аугсбургского Интерима, — пасторы Поуч (из Эрфурта) и Отто (из Нордхаузена) придерживались мнения, что поскольку добрые дела являются чем-то произвольным и совершаются исключительно из любви к Богу, их нельзя определять как неизбежные. Развивая далее свои рассуждения, они доказывали, что Закон вообще не имеет значения в жизни христианина. Возрождённый человек, по их мнению, не нуждается в том, чтобы его учили добродетели или объясняли её, поскольку верой он совершает добрые дела произвольно и безо всякого наставления в них. Формула отстаивает доктрину необходимости добрых дел для христианина, поскольку это соответствует заповеди Божьей. Этот взгляд представлен более подробно в следующем артикуле.
      Артикул IV оказался весьма полезен, ясно очертив сущность добрых дел в их связи с верой и спасением. В нём проводится чёткая граница между библейским оправданием и освящением, между Законом и Евангелием.

⁴ Тал. 5:6. — Прим. теол. ред.

Українська Лютеранська Церква.

Copyright Rev. Pavlo Bohmat
При використанні матеріалів цього сайту робіть ланки на нього.