Сайт душпастиря Павла

ШТУРМ ЦЕРКВИ В ВИТТЕНБЕРГЕ

      Наряду с вопросом о монашеских обетах не менее запутанным, сложным, влекущим за собой многие последствия, был вопрос о мессе. Карлштадт стремился возвести причащение [мирян] под двумя видами в ранг обязательного закона для всех. Не одобряя принуждения и в этом случае, Лютер вместе с тем выразил свою радость по поводу того, что виттенбергская община изъявила желание принимать Причастие под двумя видами. Но вопрос в целом был многограннее. Как обстоит дело с мессой вообще? Дьяволу удалось сотворить такое, что вступительные слова [мессы], которые представляют собой утешение для содрогающейся от страха совести [верующего] и которые поэтому должны публично возвещаться всем людям, произносятся священником тихо и, по сути, умышленно утаиваются от ожидающей их с нетерпением общины. Да и вообще, священник служит мессу один, без какого бы то ни было участия общины!

      Уже 1 августа 1521 г. Лютер писал Меланхтону, что он во веки веков не будет больше служить [т. наз.] missa privata, т. е. мессу, отправляемую священником от своего имени, мессу, которую не воспринимает община. А между тем ряд его сторонников под предводительством августинца Габриэля Цвиллинга ⁴⁸ сделал еще один шаг вперед. В конце сентября в городской церкви началось причащение мирян под двумя видами. [Хлебом и вином причастился] и Филипп Меланхтон со своими студентами. Впервые церковный культ был коренным образом изменен на основе нового понимания Писания. В октябре сторонники Лютера в августинском монастыре, несмотря на сопротивление большинства [монахов], полностью прекратили служить мессу в монастырской церкви и заменили ее проповедью Евангелия. Вскоре университетская комиссия, в которой видную роль играл пробст монастыря Юстус Йонас, представила курфюрсту отзыв. В нем она просила Фридриха [Мудрого] как "христианского князя" полностью устранить злоупотребление мессой в его земле. Но курфюрст, сохраняя верность своим прежним принципам, отверг какие бы то ни было [церковные] преобразования. Он не хотел вмешиваться в столь важное дело без достаточных на то оснований; ему было ясно, что любое изменение мессы затронет не только сердцевину богослужения, но и глубоко перепашет все монастырское и церковное устройство и систему дарений в пользу Церкви. Ведь богатство Церкви основывалось на бесчисленных пожертвованиях за отправление месс: пашни, поля, луга, строения, деньги, являвшиеся собственностью Церкви, использовались для содержания священников, которые эти мессы служили. Даже в крошечных имперских и княжеских городках ⁴⁹ на юге и западе Германии было 6, 9, 12 и более священников; в крупных же городах за счет церковных бенефициев кормились сотни священнослужителей. Какая же судьба ожидала их в случае упразднения мессы в ее прежнем виде?

      Лютер в сочинении о злоупотреблении мессой и ее упразднении (ноябрь 1521 г.) еще раз обосновал то, что он не признает ее. Но вместе с тем [он считал], что основные принципы и действия, [направленные на ее устранение], должны быть обдуманы, единодушно одобрены; должны также приниматься во внимание "немощные" [в вере — приверженцы католической мессы]. На пути непосредственного воздействия слова [Божьего], [по мнению Лютера], не должно возникать, как препятствие, понукание со стороны людей, даже предпринимаемое с самыми благими намерениями.

      Во время непродолжительного, тайного посещения Виттенберга в начале декабря [1521 г.] Лютер с неудовольствием узнал о том, что некоторые виттенбергские студенты и бюргеры насильно изгнали из алтаря городской церкви служивших мессу священников. Не обращая внимания на гнев курфюрста и советы Лютера о недопустимости мятежа, беспокойный ревнитель [новшеств] Карлштадт, который в отсутствие Лютера возглавил [проведение реформ], не мог угомониться и на Рождество Христово 1521 г. причащал в городской церкви под двумя видами всех желающих.

      После этого удержать [виттенбержцев] в узде стало невозможно. Ревнители реформ — августинские монахи сожгли в монастырской церкви иконы и приготовленный для свершения Таинства Елеосвящения елей. Священнослужители должны были расстаться со священническим облачением, литургия стала читаться [не на латыни], а на немецком языке, наконец, ежедневное отправление мессы было отменено; в рабочие дни церкви оставались закрытыми. [Городской] Совет и университет приняли совместное решение с создании на основе освобождавшихся [после смерти владельцев] духовных ленов т. наз. "общих касс" для оказания помощи бедным. Везде чувствовалась рука Карлштадта. Он потребовал изъятия икон [из всех церквей]. В ответ на этот призыв его склонные к мятежу сторонники уничтожили иконы в городской церкви. Карлштадт заявил, что Исповедь ведет души к погибели, посты — излишни, и призвал всех, без какого бы то ни было исключения, к участию в новом богослужении. К тому же он выразил убежденность в том, что простые, необразованные люди понимают Священное Писание лучше, чем теологи. [Святой] Дух воспринимается простыми людьми непосредственно; большая ученость, напротив, является только помехой на пути к постижению Писания. Поэтому, здраво рассуждая, надо овладевать ремеслом, следует перестать посылать детей в школы и всецело и полностью довериться непосредственным предписаниям [Святого] Духа. А для чего нужны еще и университеты? Не лучше ли закрыть их и распустить [студентов и преподавателей по домам]?

      В то время, когда в поспешной реформе Церкви, осуществлявшейся Карлштадтом, проявились первые признаки фанатизма, [в Виттенберге] внезапно появились цвиккауские "пророки": ткач Шторх и бывший ученик Меланхтона Штюбнер (Г. Фаусель допускает здесь неточность. 27 декабря 1521 г. в Виттенберг прибыли не два, а три "пророка", изгнанные городским советом из Цвиккау: студент Марк Томе [так как он был сыном владельца бани (Badestube) в Эльстерберге, его называли еще и Штюбнером] и ткачи Никлас Шторх и Томас Дрехзель) — сторонники и друзья ярого фанатика Томаса Мюнцера 50. Они переступили порог дома Меланхтона 27 декабря 1521 г. и вызвали переполох, представившись как непосредственные, осененные Духом посланцы Божьи, обладающие пророческо-апостольскими полномочиями. [Во время бесед] с Меланхтоном они ополчились против крещения детей на том основании, что ребенок, не понимающий, что такое вера, не может воспринимать [Святой] Дух. Они раскрыли Меланхтону свое подлинное лицо и поделились с ним своими откровениями: Они — провозвестники нового, справедливого времени; весь светский порядок будет коренным образом изменен; Церковь будет преобразована путем истребления всех священников; уничтожением всех безбожников будет заложен фундамент Царства Божьего. То, что впервые проявилось здесь, [в Виттенберге — в декларациях "пророков", было отражением представлений] Мюнцера, соединившего мистические и революционные идеи. Согласно учению Мюнцера, подобно тому, как душа [человека] посредством горечи закона, посредством смертных мук Креста должна очиститься от всего земного (1), а затем, перелившись через край моря безысходного ужаса, ощутить в самой себе, в бездне собственного сердца, источник Бога живого, должна и [христианская] община очиститься посредством огня и меча от всех врагов Божьих, а затем она познает сама себя в незапятнанном блеске как непорочную невесту Христову. И что представляет собой мертвое слово в сравнении с изливающимся здесь потоком ужасных ликов и пророческих откровений о кровавой погибели рушащегося старого мира и о сияющем восходе солнца новой праведности? И что значит непритязательная вера в слово [Божие] по сравнению с пылким дыханием времени, напором влекущей весомости непосредственного обращения Бога [к человеку]?

Конечно же, Меланхтон не был тем человеком, который мог устоять перед этим натиском ["пророков"]. Особенно глубокое впечатление произвели на него аргументы фанатиков о недопустимости крещения детей. Курфюрст воздержался от оценки новых "пророков", сославшись на то, что он, как мирянин, не может судить об этом деле. Дать совет и помочь мог в той ситуации только один человек — Лютер.

      В пространном письме от 13 января 1522 г. (2) Лютер дал обуреваемому сомнениями Меланхтону указания относительно его обхождения с фанатиками. [По мнению Лютера], "пророки" должны публично — посредством свидетелей или особых знамений, — а затем, во вторую очередь, — посредством [разъяснения] своего мучительного опыта обретения Бога путем [духовного переживания] смерти и ада — доказать свою [богоизбранность]. И разве крещение детей означает что-то иное, кроме вселения в них Духа [Святого] и того, что дети вверяются открытым, милосердным рукам пребывающего с нами Христа? Почему же тогда дети не должны быть крещены на том основании, что они не могут постичь основы веры? Ведь вся наша вера полностью основана на незнаемой нами вере, а именно — на вере, с которой Христос верует вместо нас, ради нас!

      Из-за фанатиков Лютер не намерен возвращаться [из Вартбурга] в Виттенберг; это дело представляется ему маловажным. Но другие события в Виттенберге день ото дня беспокоят его все больше и больше. Бездушная поспешность, бесцеремонное пренебрежение "немощными" в вере, перемещение центра тяжести с вопросов вероисповедной борьбы на ликвидацию "никчемных, дурацких" обрядов — все это убедило Лютера в том, что виттенбержцы избрали неверный путь [проведения реформ].

      Наконец, раздался призыв о помощи со стороны виттенбергского [городского] Совета и университета: Лютер должен вмешаться в происходящие в Виттенберге события. Правда, курфюрст воспринял это неодобрительно. Ведь совсем недавно Имперское правление в Нюрнберге обратило внимание на волнения в Виттенберге 51; что же будет, если в Виттенберге появится сам Лютер? Но, не обращая внимания на курфюрста, 1 марта [1522 г.] Лютер покинул Вартбург и в рыцарской одежде, без сопровождающих, поскакал на коне по заснеженным дорогам в Виттенберг. 5 марта он отправил из Борны преисполненное сознанием собственной силы послание курфюрсту [Саксонскому] (3). Независимо, как король, он обращался к князю, с бесстрашной откровенностью отметал какую бы то ни было защиту со стороны земных сил, с детской любовью утешал слабого в вере Фридриха и с радостной верой признавал, что будет действовать, руководствуясь только Евангелием. Двумя днями позже он еще раз изложил курфюрсту причины своего возвращения: обращение [о помощи] из Виттенберга, вторжение сатаны в его убежище и страх перед тем, что вся Германия стоит на пороге великих потрясений. 9 марта, в воскресенье Инвокавит 52, Лютер появился на кафедре виттенбергской приходской церкви и ежедневно, до следующего воскресенья Реминисцере 53, произносил там проповеди о главных положениях христианской веры и обо всех, вызывавших его возражения, церковных преобразованиях, которые были осуществлены в Виттенберге.

      В первой проповеди (4) Лютер говорил о том, что виттенбержцы правильно поняли сущность греха и милости, но им не хватило христианской любви и терпения при применении этого учения в жизни и распространении его. Они не следили неусыпно за сатаной, которого обрадовала их опрометчивая торопливость и несогретость их действий [христианской] любовью, они недостаточно четко осознали цель своих действий, а также различие между необходимостью и свободой. Любовь же долготерпелива; она не выпячивает никакого закона, а спрашивает о том, что идет во благо ближнему. Поэтому не нужно — и это показано в следующих проповедях — никакого принуждения в том, что касается упразднения мессы; ведь лишь слово [Божие] покоряет сердца. Конец поклонению иконам также может положить только проповедь, потому что слово [Божие] делает свободным от [человеческих] установлений. Этой [христианской] свободе подвластны целибат, выход из монастырей, монашеские обеты, посты. В Причастии свобода проявляет себя любовью, которая не ищет своего, принуждая [остальных] к новшествам, а может объединить ближних во всеобщей вере в дарованное Христом прощение грехов. И как можно, упразднив исповедь, на этом основании, с одной стороны, отказаться от всякой возможности церковного воспитания, которое предписано в Мф. 18, а с другой стороны — от какого бы то ни было утешения, вытекающего из прощения грехов?

      В этих проповедях Лютер не говорил ничего необычного. Он проповедовал слово [Божие] и на его основе судил о старых и новых злоупотреблениях. [Но лишь] одними этими скромными, поучительными проповедями подавил он за короткое время церковные беспорядки в Виттенберге. Возбужденная община была приведена в чувство, Меланхтон опять ощутил твердую почву под ногами, Карлштадт, затаив злобу, умолк. При дворе [курфюрста] облегченно вздохнули: кто мог бы предвидеть такой поворот событий? Цвиккауские "пророки" покинули восвояси Виттенберг; их попытка ошеломить Лютера своими откровениями закончилась неудачей. Первая атака фанатиков была отбита; стало ясно, что только там, где проповедуется чистое Евангелие и где ему предоставляется широкое поле деятельности, возможна и настоящая свобода, преисполненная любви [к ближнему]. Восемь выступлений Лютера в Виттенберге уберегли проповедь Евангелия от погибели и сохранили ее для мира.

1. Мистическое учение Томаса Мюнцера

Томас Мюнцер утверждал, что рассчитанная на внешнее воздействие проповедь — ничто, нужен дух; никто не станет христианином, если не услышит в себе Бога, говорящего с ним на человеческом языке: человек пренебрегает Богом, Который не говорит с ним. Он [Мюнцер], ненавидевший "внешнее" слово [Божие], был орудием сатаны.

Но Мюнцер выделял определенные ступени восхождения к христианству. Первую — он называл ступенью освобождения от низменных животных чувств, когда человек должен покончить с обжорством, пьянством, блудом и т. д. Вторую — ступенью учебы, когда человеку надлежит задуматься о другом образе жизни и ревностно отдаться самосовершенствованию; третью — ступе­нью удивления, когда человек осознаёт, что представляют собой грех и милость; четвертую — ступенью сокрушения сердца — так называл он страх, внушаемый законом, когда человек проникает­ся враждой к самому себе и страдает из-за своей греховности;пятую и последнюю — ступенью возрастания милости — так называл он, [во-первых], глубокое самоотрицание или глубокое неверие, т. е. внешнее безразличие, подобное бесчувственности Иуды, [во-вторых], [безграничную] веру в Бога, т. е. предоставление всего на усмотрение нашего Господа Бога. На этой, [последней] ступени и случается, что [люди] слышат голос Бога и т. д.

Но это учение несло в себе лишь отблеск мнимой святости. При помощи его Мюнцер преуменьшал значение устного слова. Из TR 1, 1204 (Первая половина тридцатых годов).

2. "Пророки" и их борьба против крещения детей. Письмо [Лютера] из Вартбурга Филиппу Меланхтону в Виттенберг от 13 января 1522 г. ...

[Что касается] моего приезда [в Виттенберг] из-за "пророков", то я не могу разделить Твоих опасений; ведь Ты по сравнению со мной глубже рассуждаешь и более образован. Сделай прежде всего следующее: если они сами свидетельствуют о своей [богоизбранности], то не нужно тотчас же благосклонно выслушивать их. Необходимо, следуя совету Иоанна (1 Ин. 4,1) 54, испытать их дух. Если они не выдержат испытания, то нужно, как советовал Гамалиил55 , отстать от них и оставить их (Деян. 5, 38). То, что я до сего времени слышал о них, [свидетельствует]: не говорят и не делают они ничего такого, чего бы не мог свершить сатана — лучше их или так же, как они. Со своей стороны я могу посоветовать Тебе: выясни, могут ли они засвидетельствовать, что они призваны [провозглашать волю Божью]. Ведь Бог еще никогда не посылал никого, кто не был призван людьми или кто не мог публично засвидетельствовать знамениями [свою богоизбранность]. Даже Его Сын не является здесь исключением.

Некогда [библейские] пророки получили [от Бога] право [провозглашать волю Божью] на основе закона, точно так же, как мы сегодня [получили это право] от людей. Короче, я настроен против того, чтобы признать их [цвиккауских "пророков"] лишь на том основании, что они призваны только [ведомым лишь им одним] Откровением; ведь Бог заговорил с Самуилом лишь после того, как об этом узнал Илий 56 . Это — первое, что [я хотел сказать] о публичной деятельности тех, кто учит [слову Божьему].

Далее, должен Ты также выяснить, как этот дух проявляет себя в них. Кроме того, спроси, пережили ли они духовное искушение, муки рождения [в себе] Бога, страх смерти и муки ада. Если Ты услышишь, что все [у них] нормально, спокойно, [свершается] (как они это называют) смиренно и благочестиво, то подобает Тебе не соглашаться с ними, даже если они будут утверждать это до тех пор, пока не исчезнут из виду и скроются на третьем Небе. Ведь в этом случае не будет знамения Сына Человеческого 57, не будет базанита — единственного пробного камня христиан и надежного испытателя духа. Если Ты хочешь узнать: где, когда и как говорит Бог с человеком, — то вслушайся в эти слова: "Подобно льву, Он сокрушил все кости мои" (Ис. 38, 13); а также: "Отвержен я от очей Твоих" (Пс. 31 (30), 23); и, наконец: "Душа моя насытилась бедствиями, и жизнь моя приблизилась к преисподней" (Пс. 88 (87), 4). "Величие", а так называют [Бога] ["пророки"], не говорит с людьми так, что они видят это. Напротив, в Исх. 33, 20 отмечается: "Человек не может увидеть Меня и остаться в живых". Наша природа не выдерживает даже очень слабого звучания Божьего голоса. Он выражает Свою волю опосредствованно, так как никто из нас не может выдержать звуков Его голоса. Даже к Деве Марии обращался Он посредством Ангела (Лук. 1, 29), а также к Даниилу (Дан. 8, 17). И Иеремия взывал: "Наказывай меня, Господи, но по правде, не во гневе Твоем" (Иер. 10, 24), а также: "Не будь страшен для меня" (Иер. 17, 17).

Но к чему это многословие? Нельзя же представлять себе, что [Божье] Величие может доверительно пустословить с "ветхим" человеком. Напротив, Оно должно убить и задушить его, чтобы не отравлять ужасным смрадом остальных! Ведь наш Бог "есть огнь поядающий" (Втор. 4, 24). Мысли и лики святых, если [вдуматься и] всмотреться в них, также вселяют ужас. Разберись в этом и никогда не изъявляй желания слушать о величии Иисуса, а лучше представь себе Его распятым.

Однако Ты скажешь: "Какое отношение эти слова имеют к делу, о котором идет речь? Они опровергают суждения инакомыслящих, не внося ясности в наше дело!" Но как могу я издалека говорить что-то об этом, если я не знаю, что они ["пророки"] затевают! Если они не принесли с собой ничего, кроме слов (Марк. 16, 16): "Кто будет веровать и креститься, спасен будет", и мыслей о том, что младенцы не в состоянии постичь веру, — то тогда не производят они на меня никакого впечатления. Чем могут они подтвердить, что младенцы не веруют? Разве что тем, что младенцы не говорят об этом, не свидетельствуют о своей вере. Прекрасно! Если это так, то можно прибегнуть к следующему доводу:

Поскольку мы спим и занимаемся разными делами, то на протяжении скольких часов [в сутки] являемся мы христианами? [Ответ на этот вопрос очевиден. Мы остаемся христианами и во время сна, и в то время, когда занимаемся нашими делами]. Но почему тогда не может Бог таким же образом во все время младенчества, как постоянного пребывания во сне, сохранять в младенцах веру?

Хорошо, — скажешь Ты, — этот довод опровергает мнение противников относительно веры, поскольку она уже влита [в младенцев]. Но этот довод действенен лишь для того, чтобы разоблачить их ["пророков"], как таких, которые ничего не могут доказать и направляются ложным духом. А что можешь сказать ты сам о вливании [веры]? Ведь это означает не что иное, как то, что мы воспринимаем чужую веру. Однако если мы не можем поддерживать ее, то тогда не о чем больше диспутировать; в таком случае надо просто согласиться с отрицанием крещения младенцев.

Ты говоришь, что положение о чужой вере недостаточно подтверждается примерами [из Священного Писания]. Я же утверждаю, что это не так. Этим людям (или также всем злым духам, вместе взятым) Ты приводишь один-единственный пример о чужой вере. И этот пример неубедителен! Когда Ты говоришь, что Самуил молился за Саула, то это ничего не. доказывает. Да и не молился он за Саула, а печалился о нем (1 Цар. 15, 35); а если и молился, то молился не в вере, т. е. он не верил, что добьется того, о чем просит, а полагался на усмотрение Божие. Точно так же молился Давид [Богу] о младенце (2 Цар. 12, 16) и многие [люди] за множество других [людей]. Если же он [Давид] ожидал вознесения [своей молитвы] к Богу, то он наверняка достиг этого. Ведь можно быть уверенным в твердом заверении Христа (Мф. 21, 22): "И все, чего не попросите в молитве с верою, получите", а также Мф. 18,19: "Если двое из вас [согласятся на земле просить о всяком деле, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного]". Невозможно, чтобы не свершилось то, о чем молят с верою. В противном случае будет поколеблено все учение веры, да и собственная вера человека не будет ничего стоить, так как она основывается на обетовании [прощения грехов] Христом. Воистину, "чужая" вера — это наша собственная вера.

Конечно, для кого-то другого она — чужая вера; тем не менее и события жизни кого-то другого определяются его верой. И это подтверждается многими примерами из Евангелия. Христос никогда не оттолкнул от Себя ни одного человека с чуждой Ему верой и привечал всех. И разве нужно дальше говорить об этом? И в Священном Писании несть числа свидетельствам и примерам [проявления] чужой веры, т. е. веры, которая присуща кому-то одному и которая добивается для кого-то другого веры и всего, чего он хочет... ⁵⁸.

Таким образом, если крещение ребенка есть не что иное, как дар Христу, присутствующему на земле и открывающему Свои милостивые руки, и если Он всеми примерами подтверждает, что принимает то, что Ему приносят в дар, то почему мы сомневаемся в этом? По меньшей мере нам дано лишить этих "пророков" возможности доказывать их собственные утверждения; если у них нет примеров и свидетельств [Писания], а у нас свидетельства и примеры [из Писания] есть, то тогда не нужно нам спорить с их собственными свидетельствами. Ведь разве можно, [как это делают они], прибегать к доводам такого рода: "Нужно веровать и креститься; следовательно, нельзя крестить младенцев"? На основе высказывания из Марк. 16, 16: ["Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет"] — не могут они делать приведенный выше вывод. Ведь они не доказывают, что младенцы не веруют; такую посылку они выдвигают сами. Они должны доказать ее на основании какого-то [свидетельства Писания], но не могут сделать этого [и говорят]: Что не направлено против Писания, Писание подтверждает, следовательно, Писание подтверждает наши утверждения. И теперь к своим несуразицам они могли бы присовокупить еще и обрезание и сказать: дети не могут воспринять веру Авраама, следовательно, у них не может быть знака этой веры, [т. е. обрезания]! Но ведь очевидно, что обрезанию присуща такая же сила, как и крещению. И я не понимаю, почему бы не крестить младенцев на основе Божественного всемогущества и на основе приведенного примера, не говоря уже о том, что крещение принимается не по принуждению, как обрезание, а добровольно и поэтому не может быть обусловлено временем, возрастом, местом и вообще какими бы то ни было внешними обстоятельствами. Крещение свободно само по себе. Итак, что [Бог] заповедал делать отдельному народу на восьмой день [после рождения младенца мужского пола] ⁵⁹, то теперь заповедано делать всем народам в любом возрасте. [Подтверждением этого] служат слова из Марк. 16, 16: "Кто будет веровать [и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет"].

Но подробнее об этом мы поговорим при встрече. Я постоянно ожидал, что сатана дотронется до этой язвы, но он не захотел делать это посредством папистов. Весь этот мучительный раскол он учинил среди нас самих и наших сторонников, но Христос вскоре сокрушит его под ногами нашими [Рим. 16, 20]. Мне хотелось бы также знать, как истолковываешь Ты следующие слова из 1 Кор. 7, 14: "Дети ваши были бы нечисты, а теперь святы"? Как Ты считаешь: идет ли здесь речь о [святости], которую приобретают дети с возрастом, или же о святости плоти, [т. е. о святости, которой они наделяются]? Я полагаю, что этот отрывок свидетельствует о том, что младенцы [получили святость] благодаря крещению, свершенному по правилам, установленным во времена Апостолов. Хотя я и знаю, что можно сказать об этом "наделении святостью", мне все-таки хотелось бы узнать Твое мнение. И вообще, почему заводится речь только о крещении детей, в то время как для святых все свято и для чистых все чисто (Тит. 1, 15) ⁶⁰?

Я отложил публикацию сочинения против епископа Майнцского ⁶¹; если кто-то настолько потеряет разум, [что станет его защищать], то это вызовет всеобщее возмущение. Позаботься об убежище для меня, потому что [трудности] с переводом [Нового Завета на немецкий язык побуждают меня к тому, чтобы искать помощи у Тебя, и я намерен] возвратиться к Вам [в Виттенберг] ⁶². Я молюсь, чтобы Господь благословил это мое решение. Но я хотел бы, чтобы мое [возвращение в Виттенберг] сохранялось, насколько это возможно, в тайне; а я тем временем буду продолжать начатое. Живи благополучно!

Восьмой день после праздника Богоявления Господня. Твой Мартин Лютер.

Вr. 2, 424, 9 и сл.

3. Под защитой Бога. Письмо [Лютера] из Борны. курфюрсту Фридриху Саксонскому от 5 марта 1522 г.

Милость и мир Вам от Бога, Отца нашего, Господа нашего Иисуса Христа и заверения в моем верноподданническом служении Вам!

      Пресветлейший, Высокородный Курфюрст, милостивый господин! Письмо, содержащее милостивый совет Вашей Курфюршеской Милости ⁶³ , попало ко мне в руки в пятницу вечером, т. е. тогда, когда я уже решил, что в субботу утром покину [Вартбург].

Конечно же, мне не надо доказывать и разъяснять то, что Вы, Ваша Курфюршеская Милость, самым лучшим образом рассудили дело. Я полностью, насколько позволяет человеческий опыт, осознаю это. С другой стороны, основываясь на том, что превосходит человеческий опыт, я считаю, что и мое мнение чего-то стоит. Но оно не было принято во внимание. При чтении послания Вашей Курфюршеской Милости у меня в какой-то момент сложилось впечатление, что Вашу Курфюршескую Милость немного рассердило следующее место из моего письма: "Вам, Ваша Курфюршес кая Милость, подобает быть мудрым". Но я отмел это предположение, так как глубоко убежден в том, что Вы, Ваша Курфюршеская Милость, слишком хорошо знаете мое сердце, чтобы подумать, что я словами такого рода ставлю под сомнение высокопрославленный ум Вашей Курфюршеской Милости. В сердце моем я считаю, что, не прибегая к притворству, просто из чувства расположения ко мне. Вы, Ваша Курфюршеская Милость, всегда доставляли мне больше радости и оказывали больше благодеяний, чем все остальные князья и власти. То же, что я написал, было продиктовано заботой о Вас, ибо я хотел утешить Вашу Курфюршескую Милость. И думал я тогда не о себе, а о неприятных событиях в Виттенберге, которые, к великому стыду [приверженцев] Евангелия, были вызваны нашими людьми. И я боялся, что из-за этих событий у Вас, Ваша Курфюршеская Милость, будут большие неприятности. Бедствия, связанные с этими событиями, настолько потрясли меня, что я отказался бы от нашего дела, если бы не был уверен в том, что на нашей стороне — незапятнанное Евангелие. Все, что я испытал раньше в связи с [нашим] делом — шутка и безделица [по сравнению с событиями в Виттенберге]. Если бы это было возможно, я охотно предотвратил бы их ценой собственной жизни. Ведь там дошло до таких действий, что мы не сможем ответить за это ни перед Богом, ни перед людьми, и все-таки это лежит тяжким грузом на мне, а еще больше — на святом Евангелии.

Все это горько печалит мое сердце. Поэтому, Милостивый Господин, мое письмо касается не моих собственных дел, а действий тех людей, [зачинщиков беспорядков в Виттенберге], и того, что Вы, Ваша Курфюршеская Милость, не можете распознать в этих действиях козни перевоплощенного дьявола. И даже если Вы, Ваша Курфюршеская Милость, найдете это увещевание излишним, я все-таки считаю нужным обратиться к Вам с этим увещеванием.

Что же касается моего [собственного] дела, то я, Милостивый Господин, отвечу следующее: Вы, Ваша Курфюршеская Милость, знаете, а если не знаете, то позвольте сообщить Вам, что Евангелие, которое я благовествую, принял я не от людей, а от Небес чрез нашего Господа Иисуса Христа ⁶⁴ . И поэтому я был бы вправе провозгласить себя рабом [Христовым] и Евангелистом. В будущем я и собираюсь сделать это. И то, что я согласился предстать перед судом ⁶⁵ , определялось не сомнением в том, [что я призван Богом], а чрезмерньм смирением и тем, чтобы склонить других к вере.

Но когда я вижу, что мое непомерное смирение приводит к унижению Евангелия и что дьявол, как только я уступаю ему надел шириной в ладонь, стремится завладеть всем полем, то я, побуждаемый моей совестью, должен действовать по-иному. Я немало сделал для Вашей Курфюршеской Милости, когда в этом году шел ради Вас на уступки. И. дьявол очень хорошо знает, что не страх толкал меня на это. Он основательно изучил мое сердце во время моей поездки в Вормс, когда я, даже если бы и знал, что меня там поджидают столько дьяволов, сколько черепицы на крышах, с радостью прыгнул бы в самую середку их сборища.

А герцогу Георгу ⁶⁶ еще далеко даже до одного-единственного дьявола. И поскольку Отец неизмеримого милосердия ⁶⁷ чрез Евангелие сделал нас мужественными владыками над смертью и всеми дьяволами и дал нам богатство, позволяющее нам взывать: "Авва, Отче" ⁶⁸ , то Вы, Ваша Курфюршеская Милость, можете сами прийти к выводу, что мы несказанно опозорим нашего Отца, если не доверимся Ему и в том, что мы — владыки и над разгневанным герцогом Георгом.

В любом случае я достаточно хорошо знаю: если в Лейпциге произойдет то, что произошло в Виттенберге, то я изъявлю желание отправиться и туда, даже если — простите. Ваша Курфюршеская Милость, мои дурацкие выражения — там на протяжении девяти лет будут лить дожди из одних только герцогов Георгов и даже если каждый из них будет в девять раз страшнее того, который хлещет сейчас здесь, [в Виттенберге]. Он [герцог Георг] считает моего Господа Христа соломенным чучелом; какое-то время я терпел это, [а теперь не хочу больше выносить этого].

Однако я не хочу скрывать от Вашей Курфюршеской Милости, что я не раз в слезах молился за герцога Георга, чтобы Бог просветил его. Попробую еще раз помолиться и поплакать о том же. Но впредь делать этого никогда не буду. И я обращаюсь к Вам, Ваша Курфюршеская Милость: молитесь о помощи и позвольте молиться о том, чтобы мы смогли изменить мнение о нем и чтобы в дальнейшем (ах, Господь Бог!) не разочаровались в этом. Если же герцог Георг добьется осуществления своих планов [подавления Реформации] ⁶⁹, то я попытаюсь сразу же задушить его одним-единственным словом [моей молитвы].

Пишу все это Вашей Курфюршеской Милости для того, чтобы Вы, Ваша Курфюршеская Милость, знали, что я отправляюсь в Виттенберг под более высокой защитой — защитой, которую не в состоянии обеспечить курфюрст. Да я и не стремлюсь к тому, чтобы молить Вашу Курфюршескую Милость о защите.

Более того, считаю, что я мог бы защитить Вашу Курфюршескую Милость в большей степени, чем Вы можете защитить меня. Кроме того, если бы я знал, что Вы, Ваша Курфюршеская Милость, можете и хотите защитить меня, то я бы не стремился к возвращению [в Виттенберг]. В этом деле не должен и не может ни советовать, ни помогать [светский] меч; здесь должен действовать один Бог безо всяких человеческих хлопот и поддержки. Потому-то: кто больше верует, тот и может здесь больше помочь. А так как я чувствую, что Вы, Ваша Курфюршеская Милость, еще немощны в вере, то я, Ваша Курфюршеская Милость, ни в коем случае не вижу в Вас человека, который мог бы защитить или спасти меня.

Если же Вы, Ваша Курфюршеская Милость, желаете узнать, какое содействие Вам надлежит оказать в этом деле, если Вы полагаете, что Ваше содействие было явно недостаточным, то я дам Вам следующий верноподданнический совет: Вы, Ваша Курфюршеская Милость, сделали уже слишком много и не должны больше ничего делать. Бог не хочет и не может мириться с тем, чтобы Вы, Ваша Курфюршеская Милость, или я проявляли заботу [об этом деле] или занимались им. Он хочет только того, чтобы его предоставили Ему — и не иначе; с этим Вы, Ваша Курфюршеская Милость, должны считаться. Верите Вы, Ваша Курфюршеская Милость, в это, то обретете безопасность и мир; если же не верите, то верую я, а Вашей Курфюршеской Милости неверие принесет мучительные заботы. Ведь всем неверующим надлежит страдать.

И поскольку я не изъявляю желания руководствоваться предписаниями Вашей Курфюршеской Милости, то Бог простит Вас, если я буду схвачен или умерщвлен. Перед людьми же Вам, Ваша Курфюршеская Милость, надлежит вести себя следующим образом: как курфюрсту — оказывать послушание высшей власти, и позволить Его Императорскому Величеству распоряжаться в соответствии с имперским правом в городах и землях Вашей Курфюршеской Милости жизнью и имуществом [людей], и ни в коем случае не только не давать ему отпора, но и увещевать [подданных], чтобы они не оказывали вооруженного сопротивления и не препятствовали ему, если он соизволит схватить или умертвить меня. Нельзя никому разрушать власть или противиться ей, кроме Того, Кто учредил ее; в противном случае это будет мятеж против Бога.

Вместе с тем я надеюсь: Ваш разум позволит Вам понять: Вы, Ваша Курфюршеская Милость, начинали Ваш путь в мир из такой благородной колыбели, что не сможете стать моим палачом. А если Вы, Ваша Курфюршеская Милость, распахнете ворота и предоставите мне Курфюршеским пропуск для беспрепятственного въезда [в Виттенберг], если Вы сами или Ваши посланцы встретят меня, — то тогда Вы, Ваша Курфюршеская Милость, выполните обязанность послушания [по отношению к Богу]. Они [император и имперские власти] не могут требовать от Вас, Ваша Курфюршеская Милость, большего, кроме того, чтобы Вы, Ваша Курфюршеская Милость, не укрывали умышленно Лютера от них. А [выдача Лютера императору или имперским властям] должна происходить без содействия Вашей Курфюршеской Милости, безо всякого беспокойства и опасности для Вас. Ведь Христос не учил меня тому, чтобы оставаться христианином, причиняя вред кому бы то ни было. Если же они [император и имперские власти] будут столь неразумны и прикажут, чтобы Вы, Ваша Курфюршеская Милость, сами схватили меня, то тогда я подскажу Вашей Курфюршеской Милости, что делать. Вы, Ваша Курфюршеская Милость, можете мне верить или не верить, но я хочу оградить Вашу Курфюршескую Милость от всяких неприятностей, которые могут последовать из-за моего дела, от всех опасностей, угрожающих Вашей жизни, имуществу и Вашей душе.

Сим вверяю я Вашу Курфюршескую Милость милосердию Божьему. Дальнейшее мы сможем вскоре обсудить, если в этом будет необходимость. Это письмо я написал в спешке, чтобы Вы, Ваша Курфюршеская Милость, не опечалились, узнав о моем прибытии [в Виттенберг]. Ведь я хочу быть истинным христианином и поэтому обязан и должен приносить не вред, а утешение кому бы то ни было. Не с герцогом Георгом, а с другим Человеком я имею дело Он достаточно хорошо знает меня, да и я знаю Его неплохо.

Если Вы, Ваша Курфюршеская Милость, веруете, то увидите Величие Божие, а если еще не веруете, то Вы еще ничего не видели. Любовь и хвала Богу во веки веков. Аминь.

Написано в Борне в присутствии сопровождающего ⁷⁰ в Пепельный четверг ⁷¹, в 1522 г.

Преданный слуга Вашей Курфюршеской Милости

Мартин Лютер. Вr. 2, 454, 4 и сл.

4. Главные положения христианской веры и жизни. Первая проповедь Лютера в воскресенье Инвокавит ⁷², 9 марта 1522 г.

ВСТУПЛЕНИЕ: ОЗАБОЧЕННОСТЬ, ВЫЗВАННАЯ ЛИЧНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ

Все мы обречены на смерть; никто не умрет за другого, каждый будет бороться со смертью в одиночку. В момент смерти мы, конечно, можем сколько угодно взывать к другим, но каждый должен самостоятельно подготовиться к смерти. Когда она придет, то ни меня не будет с тобой, ни тебя со мной. Поэтому каждый должен хорошо знать основные положения, касающиеся христианина, и вооружиться ими, а это — те положения, о ко­торых я, мои дорогие, говорил вам много дней тому назад ⁷³.

I. ДВА ГЛАВНЫХ ПОЛОЖЕНИЯ [ХРИСТИАНСКОЙ ВЕРЫ], КОТОРЫМИ НЕ ЗЛОУПОТРЕБЛЯЛИ В ВИТТЕНБЕРГЕ

Во-первых, все мы дети гнева, и все наши дела, наш разум и все наши помыслы — ничто. Это подтверждает следующее ясное, впечатляющее изречение Св. Павла (Еф. 2, З): "Все мы чада гнева" ⁷⁴ И хотя Библия содержит немало подобных слов, я не собираюсь обрушивать на вас множество изречений. Но обратите особое внимание на приведенное изречение и не пытайтесь возражать: "[Какое же я чадо гнева]? Ведь я воздвиг алтарь, заказал мессу и т. д.!"

Во-вторых, Бог послал нам Своего Единородного Сына, чтобы мы уверовали в Него; и тот, кто доверится Ему, станет свободным от греха, станет чадом Божьим. Иоанн в первой главе Евангелия говорит: "А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими". Итак, все мы должны хорошо знать Библию и вооружиться изречениями из нее, чтобы противостоять дьяволу.

Что касается этих двух положений [христианской веры и жизни], то я нахожу, что вы не злоупотребляли ими; они проповедовались вам неискаженно, и меня бы опечалило, если бы это было иначе. Да, я смотрю на это с одобрением и могу сказать, что вы больше осведомлены в этом, чем я—не только один, двое, трое, четверо из вас, а, вероятно, десятеро или больше просветлены таким знанием.

П. ДВА ГЛАВНЫХ ПОЛОЖЕНИЯ [ХРИСТИАНСКОЙ ВЕРЫ], КОТОРЫМИ ПРЕНЕБРЕГЛИ В ВИТТЕНБЕРГЕ

В-третьих, мы должны быть преисполнены любви и жить в любви друг с другом, как поступал с нами Бог чрез веру. Без этой любви вера — ничто. Св. Павел (1 Кор. 13, 1 и сл.) заявлял: "Если бы я говорил языками ангельскими и мог сверхкрасноречиво рассказать о вере, а любви не имел бы, то я — ничто" ⁷⁵ Разве здесь [в Виттенберге], дорогие друзья, не ощущается недостаток в любви? Ни у кого я не вижу любви и вполне справедливо считаю, что Бог не возблагодарит вас за это изобильное сокровище и этот дар.

Сейчас же позвольте нам принять меры, чтобы в Виттенберге не оправдалось [предсказание] о [горестной] судьбе Капернаума ⁷⁶. Я благосклонно смотрю на то, что вы выражаете желание побольше узнать об учении, которое вам проповедуется, о вере и о любви. Правда, в этом нет ничего удивительного. Если почти каждый осел в состоянии повторить пропетый ему урок, то почему не можете вы повторить и усвоить учение или словечко? Но, дорогие друзья, Царство Божие не в речах или в слове, а в деятельности (1 Кор. 4, 20)77 , т. е. в поступке, в деле, в осуществлении чего-то. Бог хочет, чтобы у него были не внимающие и повторяющие, а последователи и созидатели — созидатели в вере чрез любовь. Ведь веры без любви явно недостаточно, да и вообще это никакая не вера, а только видимость веры, точно так же, как лицо, которое мы видим в зеркале, — не настоящее лицо, а лишь подобие лица ⁷⁸ .

В-четвертых, нам нужно также и терпение. У кого есть вера, тот доверяет Богу и проявляет любовь по отношению к ближнему. Занимаясь этим ежедневно, он не может не подвергаться гонениям, ибо дьявол не спит ⁷⁹ и доставляет ему немало хлопот. Терпение же приносит надежду (Рим. 5, 4), которая, ликуя, жертвует собой и возносится к Богу; так и вера, испытывая множество искушений и ударов, постоянно возрастает и день ото дня становится все крепче.

Сердце, щедро наделенное добродетелями, не может никогда ни успокоиться, ни быть поглощенным самим собой, но изливается на своих братьев, ради их пользы и блага, т. е. действует точно так же, как Бог поступает с ним самим. Здесь, дорогие друзья, не может каждый делать то, на что он имеет право; он должен обращать внимание на то, что полезно и благотворно для его брата. [Апостол] Павел (1 Кор. 6,12) говорит: " Omnia mihi licent, sed non omnia expediunt" ("Все мне позволительно, но не все полезно"). Ведь не все мы одинаково крепки в вере; у некоторых из вас более прочная вера, чем у меня.

Поэтому нам подобает смотреть и обращать внимание не только на себя и на свои возможности, но и на возможности других. Ведь Бог посредством Моисея [Втор. 1, 31] сказал: "[Господь, Бог твой вынашивал и вскормил тебя, как мать вынашивает и вскармливает своего ребенка"] ⁸⁰. А как вскармливает мать своего ребенка? Вначале дает она ему молоко, затем — кашку, потом — сырые яйца и супчик, [наконец] — остальные продукты ⁸¹. Если же она поступит наоборот и будет вначале давать ребенку твердую пищу, то он не вырастет здоровым. Так же должны поступать и мы с нашим братом [во Христе]. Какое-то время нам надлежит относиться к нему снисходительно и помогать ему переносить его немощность, кормить его молочной пищей, как когда-то кормили и нас, пока он не станет столь же крепок [в вере, как и мы]. И мы обязаны стремиться не только к тому, чтобы лишь нам самим вознестись на Небо, но и к тому, чтобы взять с собой наших братьев, которые пока еще не стали нашими друзьями.

Если бы все матери бросили своих детей, [не дожидаясь, пока они вырастут], то что бы стало со всеми нами? Дорогой брат, если ты уже вскормлен, то не отрезай материнскую грудь, а дай ей, вскормившей тебя, вскормить и твоего брата.

III. ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ, КАСАЮЩЕЕСЯ НЕОПРАВДАННОЙ ПОСПЕШНОСТИ И ЗАБВЕНИЯ СЛАБЫХ [В ВЕРЕ]

Если бы [в тот момент, когда проводились реформы], я был бы здесь [в Виттенберге], то я не дал бы делу зайти так далеко, как это случилось. Дело само по себе заслуживает одобрения, но поспешность, [с которой оно осуществлялось], неуместна. Ведь на другой стороне, [т. е. на стороне папской Церкви], еще остаются наши братья и сестры, и [их надо постепенно убедить в истинности нашей веры].

Обрати внимание на следующее сравнение! У солнца есть два свойства: оно излучает свет и тепло. И ни один король не обладает таким могуществом, чтобы изменить направление света. Тепло же, излучаемое солнцем, можно использовать, [как кому заблагорассудится]. Так и вера; она должна во все времена оставаться чистой и нерушимой в нашем сердце, и мы не должны отступать от этого; любовь же должна быть гибкой и терпимой, чтобы наши ближние могли [усвоить нашу веру] и следовать за нами. Некто — превосходный наездник, некто — хороший бегун, некто же — еле-еле ползет. Поэтому мы должны принимать во внимание не наши возможности, а возможности брата нашего, чтобы тот, кто немощен в вере, не был разорван дьяволом в тот момент, когда он хочет догнать крепкого в вере.

Поэтому, дорогие братья, следуйте за мной! Я не привел дело к погибели ⁸². Я также был первым, кого Господь выдвинул [для осуществления этого дела]. И я не могу его бросить и должен заниматься им так долго, как это угодно Господу. Я также был первым из тех, кому Бог открылся и поручил проповедовать вам Его слово. И я уверен, что доношу до вас неискаженное слово Божие.

Поэтому позвольте нам действовать со страхом и смирением, уступать, протягивать руки, помогать друг другу. Я хочу делать Свое так, как обязан это делать; и вам желаю того, чего я желаю своей собственной душе. Ведь мы сражаемся не с папой, не с епископом и т. д., а с дьяволом. Неужели вы думаете, что он спит? Нет, он не спит! Он видит, как занимается заря истины. И чтобы ее лучи не падали ему прямо в глаза, он хочет обрушиться на нас со стороны — и сделает это, если мы не будем бодрствовать. Я хорошо знаю его, а также надеюсь, что буду властвовать над ним, ибо так хочет Господь. Но если мы дадим ему протиснуть хоть ногу в наш дом, то увидим, как трудно будет нам отделаться от него.

IV. ПОРИЦАНИЕ ПОСПЕШНОСТИ И САМОУПРАВСТВА В ВИТТЕНБЕРГЕ

Поэтому заблуждаются все те, которые помогали упразднению мессы и одобряли это. Не само упразднение мессы было ошибкой, а то, что это происходило беспорядочно. Ты заявляешь: "Это, [т. е. упразднение мессы] не противоречит Писанию". Я также признаю это, — но где же порядок? Ведь делалось это вызывающе, безо всякого порядка, с нанесением вреда ближнему. А если бы это было серьезно обдумано и начато с молитвой, и если бы к этому были привлечены власти, то [люди] бы знали, что все это происходит по воле Божией. И если бы все было так основательно, то и я охотно взялся бы за это. А, [с другой стороны], если бы месса не была таким зловредным установлением, то я возродил бы ее, поскольку не могу защищать то, [что вы натворили в Виттенберге].

Именно это я хотел сказать вам. Правда, если бы дело касалось только твердолобых папистов, то мог бы я вполне делать то, [что делали зачинщики виттенбергских реформ]. Им [папистам] я потом мог бы сказать: "Откуда вам знать, свершилось ли все по воле доброго или злого духа? Ведь дело само по себе справедливо". Но перед лицом дьявола я не могу утверждать этого. Ведь всем тем, кто учинил эти беспорядки [в Виттенберге], в их смертный час дьявол может с упреком привести следующие, или подобные им, изречения: "Всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится" (Мф. 15, 13); "Я не посылал пророков сих, а они сами побежали" (Иер. 23, 21). И что они [зачинщики виттенбергских реформ] смогут возразить на это? [А затем] дьявол низвергнет их в преисподнюю. Однако я хочу в том, что касается [этих доводов], пощекотать дьяволу шилом в носу, чтобы ему небо показалось с овчинку. Ведь я призван Советом [Виттенберга] для того, чтобы проповедовать, [хотя я и противился этому]. И я хочу [вооружить вас для борьбы с дьяволом], чтобы вы, как и я, встречали его во всеоружии.

Относительно этого дела, [т. е. проведения реформ в Виттенберге], вы могли бы посоветоваться и со мной. Ведь я находился [в Вартбурге], т. е. не слишком далеко от вас, и вы могли бы вступить со мной в переписку. Во всяком случае, я посылал сюда [в Виттенберг] все имевшие для вас значение сочинения ⁸³. Если же вы хотите без меня начинать что-то, за что потом должен буду отвечать я, то это для меня слишком тяжело; я не буду делать этого. Здесь бросается в глаза то, что Писание вы глубоко понимаете, но духа [истинных христиан] не имеете.

V. ПОУЧЕНИЕ 0 РАЗЛИЧИИ МЕЖДУ НЕОБХОДИМОСТЬЮ И СВОБОДОЙ

Заметьте, что есть две [разные] вещи: " Muss— sein" ("необходимость") и " Frei— sein" ("свобода"). " Muss— sein" — это то, что надобно, что должно возникнуть неотвратимо. Такова вера: я не могу взять ее, я должен постоянно хранить ее в своем сердце и свободно исповедовать ее перед каждым. A " Frei — sein " — это то, чем я свободно располагаю, чем я могу либо пользоваться, либо не пользоваться, но все-таки пользу из этого должен извлекать не я, а брат мой, Но не превращайте для меня " Frei— sein" в " Muss— sein", как вы это сделали, потребовав ответа [за происшедшее] не у тех, кто вас склонял к не согретой любовью свободе. [Возьмем, например, такой случай]. Ты соблазнил кого-то отведать в пятницу мяса. А после этого он оказался при смерти и думает: "О горе мне, я не смог устоять [перед соблазном, я согрешил перед Богом], съев [в постный день] мясо!" [Так вот, знай], Бог потребует, чтобы за этого человека ответил ты.

Я также вполне мог бы начать многие реформы. И немало людей последовало бы за мной. Но что бы из этого вышло?! Я знаю: как только начинается дело, его зачинщики не проявляют [необходимой в таких случаях] стойкости и первыми отступают назад. И как бы это выглядело, если бы, склонив толпу к осуществлению какого-то плана, я — тот, кто первым подталкивал к этому других, — [в случае неудачи] стремился бы избежать смерти, а не ожидать ее с радостью, [как избавления от мук совести]? Ах, как была бы обманута бедная толпа!

Поэтому позвольте нам потчевать других молочной пищей столь долго, сколь это необходимо, т. е. до тех пор, пока они не укрепятся в вере. Ведь есть еще много таких, которые поддержи вают нас и охотно соглашаются с нами в частностях, но не могут постичь целого. Таких людей мы отправляем [вкушать молочную пищу].

Так позвольте нам проявлять любовь по отношению к нашему ближнему! Если мы не будем этого делать, то наше дело не устоит. Давайте же еще на какое-то время запасемся терпением и не будем отбрасывать от себя тех, кто еще немощен в вере! И сколько из того, чего требует любовь, нам еще предстоит сделать и от сколького надо отказаться, чтобы на нашей вере не осталось ни пятнышка позора! Если мы не будем истово молить Бога, если не будем праведно отдаваться делу, то мне кажется, что все беды, которые мы вначале принесли папистам, постигнут нас самих. Потому-то я не мог больше оставаться вдали от вас, потому-то я должен был приехать к вам и разобраться в том, [что произошло в Виттенберге].

Итак, о мессе сказано достаточно. Завтра мы поговорим об иконах.
WA 10, 3, 1, 7 и сл.

"Благодать вам та мир нехай примножиться в пізнанні Бога й Ісуса, Господа нашого!" (2 Петра 1:2).

Українська Лютеранська Церква.