«В начале было Слово» (Иоан. 1:1). «И сказал Бог: да будет…», и возникло всё сущее — силой Его Слова (Быт. 1:3, 6, 9, 11, 14, 20, 24). «Но как призывать Того, в Кого не уверовали? как веровать в Того, о Ком не слыхали? как слышать без проповедующего? . . Как написано: как прекрасны ноги благовествующих мир, благовествующих благое!» (Рим. 10:14-15).
Бог любит говорить. Он дал существование миру, говоря. Когда Его люди усомнились в Его Слове и бежали от Его присутствия, Он пришёл, чтобы вновь призвать их к Себе (Быт. 3:9). Для исправления и восстановления Своего народа Бог облек Свою силу в человеческую речь — в Благую Весть, призывающую людей положиться на Него. Его Благая Весть — это сила, которую Он употребляет, чтобы привести людей ко спасению (Рим. 1:16). Благая Весть Божья, обращенная к Его падшему человеку, восстанавливает отношения благодати и благорасположения, для которых и создал его Господь в Едеме. Эта весть о прощении и новой жизни восстанавливает в полноте и совершенстве отношения падших творений с Ним в Его видении будущего. Эта праведность принадлежит нам, так как мы созданы для того, чтобы крепко держаться слова обетования в вере (Рим. 1:17).
Эта книга носит название «Христианская вера». Мы употребляем слово «вера» в двух разных значениях. «Вера» может означать то, на что мы полагаемся, в чём мы уверены. «Вера» также относится к человеческому действию, когда мы уверены в чём-то, доверяемся кому-то или зависим от кого-то или чего-то. Вера — во втором значении — является самой сутью нашей жизни. Если вера ошибочна, то вся жизнь идёт не так как надо. Если вера ошибочно направлена на одно из творений Божьих, а не на самого Творца, то жизнь полна разочарований и огорчений.
«Вера» — в смысле уверенности, определяющей основную направленность нашей жизни — является одним из наиболее важных слов человеческого языка. Современный психолог из Гарвардского университета Эрик Эриксон подтвердил то, что библейские писатели говорили народу Божьему много столетий назад. Он разработал восьмиэтапный основной принцип анализа развития человека, движения человеческой жизни. Первый и основополагающий этап человеческого существования (от рождения до двух лет), по Эриксону, вращается вокруг доверия и веры. Эта важнейшая ориентация во многом определяет то, как конкретные люди смотрят на мир. Умение доверять или не доверять освобождает или связывает нас на всех последующих стадиях нашего развития. Зная, кому доверять, а кому нет, окружающий нас мир определяет во многом нашу личность и направление нашей жизни, утверждает Эриксон[1].
По наблюдениям Эриксона, прежде всего мы доверяем своей матери, а затем отцу, поскольку мы прежде всего дети, младенцы, зависимые существа. Родясь в этот мир, мы бываем предоставлены милости окружающих нас людей. Они становятся теми, от кого мы зависим. То, как они справляются с этой ролью, предопределяет наш взгляд на самих себя, а также на всех и всё вокруг нас.
От людей, обладающих нашим доверием, мы получаем понимание индивидуальности, безопасности и смысла. Без осознания того, кто мы есть, без понимания того, что мы в безопасности и можем продолжать своё существование, без понимания того, что наши жизни имеют цель и смысл, мы умираем. Людей убивает недостаток или отсутствие ощущения индивидуальности, безопасности и смысла. Неуверенность относительно своей индивидуальности, своей безопасности и смысла своей жизни ужасным образом сказывается на физиологии, не говоря уже о психологическом ущербе, наносимом нам такой неопределённостью. Мы не можем жить дальше без осознания своей индивидуальности, безопасности и смысла своей жизни.
В своём пояснении к Первой Заповеди в Большом Катехизисе Лютер определяет слово бог с точки зрения доверия: «Словом “бог” обозначается то, от чего [от кого] мы ожидаем всяческих благ, и в чём [у кого] мы должны искать прибежища во всех скорбях, так что выражение: “иметь Бога” — означает не что иное, как уповать на Него и веровать в Него от всего сердца… Итак, я утверждаю, что то, чему вы отдаёте своё сердце, и на что вы возлагаете своё упование, является, по существу, вашим богом»[2]. По Лютеру, каждый имеет какого-то бога, ибо всякий человек нуждается в полной зависимости от кого-то или чего-то — или от нескольких существ и вещей — для осознания своей индивидуальности, безопасности и смысла своего существования. Ложных богов огромное множество. Доверие к ложным богам является корнем всякого зла в жизни человека, то есть всякого греха. Но никто не может долго существовать без одного - двух богов.
Бог создал людей таким образом, что им просто необходимо обрести какую-то индивидуальность, безопасность и какую-то цель в жизни, переняв это у других людей или еще где-либо, но не в себе. Бог так спланировал жизнь человека, что мы находим вторичные уровни индивидуальности, безопасности и смысла жизни в членах семьи, в своей работе, в своём общественном положении и служении в общине. Но все же за такими вторичными источниками индивидуальности, безопасности и смысла жизни скрывается то, что наделяет нас нашим «именем», нашим самосознанием. За этими вторичными источниками скрывается то, что обеспечивает нам надежную гавань во время жизненных штормов и дарует уверенность в том, что наши личности и поступки в конечной степени чего-то стоят. Этим первичным источником индивидуальности, безопасности и смысла жизни является наш Бог.
Мы легко можем неверно воспринять то, что Бог даёт нам в качестве вторичных источников индивидуальности, безопасности и смысла жизни, — как богов. Моя жена, например, — чудесный дар Божий. Большая часть моей индивидуальности тесно связана с тем, что я — её муж. Но я вполне могу превратить свой брак в идола. Я могу сказать, что она — первоисточник моей индивидуальности. Делая так, я помещаю нас обоих в тюрьму. Я связываю её своими ложными упованиями, которых она, очевидно, не сможет оправдать. Она — прекрасная жена, но для роли бога она не годится. И я связываю себя её неспособностью оправдать ожидаемое мною от неё, как от бога. Своими невыполнимыми ожиданиями я лишь навлеку страдания на нас обоих, если буду поклоняться ей, а не любить её как дар Божий.
Моя профессия подобным же образом может стать моим идолом. Наша работа — это дар Божий, средство служения другим людям и всему Его творению. В работе мы ощущаем часть своей индивидуальности. При встрече с кем-нибудь мы часто представляемся, называя свою профессию и место работы. Но когда мы не чувствуем себя в безопасности без уверенности в том, что не будем уволены, или когда ощущение нами смысла жизни зависит от повышения по службе либо от прибавки к зарплате, — это означает, что мы превратили благой дар Божий в идола.
Мы все имеем немало источников индивидуальности, безопасности и смысла жизни. Каждый из нас строит свою систему, предполагающую определённые перспективы в нашей жизни, зависящие от этих источников, этих богов. Системы, устанавливающие первоисточники индивидуальности, безопасности и смысла жизни, у всех идолопоклонников разные, но все эти системы являются объектами доверия, что составляет саму суть нашего естества. Мы верим нашим системам определения индивидуальности, безопасности и смысла жизни, называя их системами веры, системами доверия. Это может быть названо «верой».
Вера основывается на ком-то или на чём-то. Христианская вера основана на личности нашего Бога, явившего Себя в Иисусе из Назарета. Наша вера основывается на том, Кто Он есть и что Он говорил нам. Нам дано Его откровение, сообщающее о том, Кто Он есть, и Его слова, обращённые к нам в Священном Писании. Он наполняет наши жизни смыслом и ощущением безопасности. Он заново учредил нашу индивидуальность, поместив свою печать — крест — на наших головах и сердцах. Он делает реальным новое существование, поддерживая нас Словом Своего обетования. Он — единственный первоисточник нашей индивидуальности, безопасности и смысла жизни.
Итак, мы люди веры, верующие. Это слово напоминает нам, что мы зависим от объекта веры. Некоторые различают значение слов «верующий» и «последователь». «Последователь» (или «ученик») — это «тот, кто следует за Христом и учится у Него». В своём библейском значении эти слова вполне взаимозаменяемы. Однако некоторые современные христиане стараются различать тех, кто преуспели в исполнении определённых благих дел (последователи), и тех, кто «просто» являются членами церкви (верующими). Такое разделение не основано на Библии. Всё что мы делаем как христиане — вторично по отношению к тому, что мы являемся детьми Божьими, или вытекает из этого. Наши действия являются следствием нашего отношения, — отношения, при котором мы полагаемся на Иисуса Христа. Пытаться утвердить свою изначальную индивидуальность своими делами, а не с посредством того, что Бог сделал для нас, всегда приводит в конечном счете к идолопоклонству. Мы — в первую очередь верующие, даже если и следуем за Христом в своих поступках. В слове «последователь» нет ничего неверного, но последователи прежде всего являются верующими.
Верующие — дети Божьи. Мы не создаём объекты своей веры. Как и у любых земных детей, наши матери были объектами нашей веры. Наши отцы брали нас на руки, чтобы мы могли ощутить свою безопасность в их объятиях. Вера не может существовать без приложения усилий для её поддержания со стороны объекта. Посему вера — это не доброе деяние, которым мы можем управлять. Вера даруется её объектом. Также важно отметить, что эта уверенность — больше чем просто доверие (словно может быть равнодушной признательность Богу, возлюбившему нас до самой смерти). Вера — это более чем просто одобрение разумом. Она захватывает всю жизнь, она пропитывает собой все решения, принимаемые нами в повседневной жизни.
Бог производит это тем, что разговаривает с нами, даже если наши земные родители формируют нашу жизнь в соответствии со своими словами. Он обращается к нам. Он дарует нам Своё Слово, Слово обетования, и мы отвечаем верой. Мы полагаемся на Него прежде всего потому, что слышим Его. Он учит нас тому, Кто Он есть, кто есть мы, и чем является Его мир.
Слово «учение», подобное «вере», имеет два значения. Оно означает одновременно то чему учат, то есть содержание, — и сам процесс учения. Говоря о моём «учении», я могу иметь в виду то чему я хочу научить вас — или способ, которым я передаю вам то чему хочу вас научить. Фактически, одно не может существовать без другого. Содержание и передача содержания неразделимы. Хорошее содержание не будет усвоено, если его плохо излагать. И самое талантливое изложение неверного содержания ни к чему хорошему не приведёт.
В латыни учение обозначается словом «доктрина». Это слово проникло и к нам. Христианская доктрина представляет собой попросту учение Слова Божьего. Согласно определению Лютера и Филиппа Меланхтона, его коллеги по Виттенбергскому университету, в начале шестнадцатого века слово «доктрина» понималось как «имя буквальное». Из этого следует, что чистая, или истинная доктрина определяется не только подлинным содержанием Писания, но также должным способом передачи и воплощением в жизнях слышавших Слово Божье[3]. К.Ф.В. Валтер, первый президент Лютеранской церкви Синода Миссури, так сказал об этом в своих тезисах о Законе и Евангелии: «Правоверным учителем является лишь тот, кто не только представляет все положения веры в соответствии со Святым Писанием, но и правильно сопоставляет между собой Закон и Евангелие»[4]. Валтер говорил, что недостаточно точно повторять библейские истины. Они должны прилагаться к определённым ситуациям, к определённым нуждам наших слушателей. Истинное библейское учение перебрасывает мостик между Словом Божьим и грешником, которому оно адресовано. Это учение имеет целью не передачу профессиональных знаний, а формирование взаимоотношений. Это основанное на Библии учение представляет друг другу двоих — нашего Бога и одного из людей. Сообщение содержания Писаний формирует близкие отношения.
По существу, одно из латинских слов, которым выражалось понятие «священник», происходит от словосочетания, переводимого как «строитель мостов». Божьи священники призваны быть учителями Его Слова. Они строят мост между Богом, раскрывающим Своё Слово в Писании, и жизнями людей. Божий священник связывает каждого с Богом и всех между собой.
Лютеране XVI века как правило употребляли слово «доктрина» в единственном числе. Они редко говорили о доктринах, во множественном числе. Библейское учение только одно. Содержание Писания едино. Однако и четыре столетия назад лютеране признавали, что люди задают разнообразные относящиеся к Богу вопросы. Формулируя ответы на эти отдельные вопросы, верующие используют части единой Божьей доктрины, или изложенного в Писаниях Божьего учения. Мы стали называть эти отдельные ответы «доктринами». Лютер и его современники употребляли два термина для обозначения того, что мы называем доктринами во множественном числе. В исповедальных книгах, таких как «Аугсбургское вероисповедание», эти лютеране делили библейское учение на «артикулы веры», а в пособиях для христианского обучения они разделяли доктрину Писания на «темы». Количество тем, или артикулов веры время от времени менялось — в зависимости от того, какие вопросы ставило общество перед Церковью. Определённые темы всегда будут рассматриваться христианами при проповедании своей веры. Другим вопросам, в зависимости от ситуации, будет уделяться большее или меньшее внимание. Лютеране шестнадцатого века в своих исповеданиях не уделяли много внимания вопросу о Писаниях, поскольку тогда в христианском мире все люди имели полное согласие относительно природы Писаний. Больше значения они придавали вопросу о том, как грешник становится праведным перед Богом, потому что в этой области существовали значительные расхождения во взглядах.
Следует отметить, что некоторые теологи подчёркивают различие между проповедью («керигма» — по-гречески) и учением («дидахе»). С учётом этого различия «доктрина» может быть одновременно проповедана и преподана. Проповедь ставит людей перед Словом Божьим и имеет целью приглашение и привлечение к вере в Бога. Бог непосредственно обращается к нам: «Я — Бог ваш. Вы — народ Мой». Преподание, или учение связано с расширением понимания того, что Бог говорит нам. Это разъяснение, описывающее Бога и нас в третьем лице. Такое различие важно понять, но очень трудно его точно отследить. Проповедь включает в себя учение, а преподание Слова Божьего никогда не может быть просто сухим обсуждением и описанием некоего объекта. Преподание Слова Божьего всегда проникает в самое наше сердце. Учение подводит нас к вере в это Слово нашего Бога, призывает и привлекает нас к нему.
Церковь выражает учение, или доктрину в виде «догматов». «Догматы» формулируются для передачи того, чему следует научить, как части подлинной жизни Церкви. Часто к их появлению приводит угроза библейской истине, возникающая из-за тех, кто внутри и вне Церкви противостоит учению Писаний. Люди представляющие собой такую угрозу внутри Церкви, называются «еретиками», то есть теми, кто сеет разделение среди народа Божьего. Ересь часто начинается как благонамеренная попытка перекинуть мост между учением Библии и мирской культурой. Такие попытки становятся еретическими, когда уходят от сказанного в Писаниях, чтобы внедрить заблуждения этого мира в проповедь Церкви. Верующие всегда стоят перед искушением сделать подобное, когда пытаются соединить учение Писаний с мирской культурой. Поэтому вся жизнь учителя Церкви должна быть наполнена испытанием себя и покаянием.
Иногда библейское учение определяют как последовательную сумму тем. И эти темы считают примерно равными по значению, уподобляя их жемчужной нитке. Рассматривая доктрину таким образом, мы можем сказать, что утеря одной жемчужины окажет на всё библейское учение почти такое же влияние, как и потеря любой другой. Кто-то утверждает, что недопустимо терять хотя бы одну жемчужину, если вы собираетесь на небесный пир. А кто-то говорит, что даже потеряв одну - две жемчужины из ожерелья, вы всё равно сможете занять своё место за Его столом.
Другие уподобляют библейское учение колесу со ступицей, спицами и ободом. Они считают, что колёса не могут существовать без ступицы, обода и некоторых спиц, а другие спицы могут быть сломаны, причём это не скажется на вращении колеса.
Ни одна из этих метафор в должной мере не описывает природу библейского учения. Лучше сравнить доктрину Писания с человеческим телом. Тело доктрины не может жить, если отрубить его голову — Христа. Оно умирает, когда перестаёт биться сердце нашего понимания того, как стать праведным перед Богом, хотя само сердце — доктрина об оправдании — может быть отчасти больным, но всё ещё биться. Это стало очевидным в средневековой Церкви, когда проповедники ошибочно придавали слишком большое значение добрым делам, но в то же время указывали людям на спасительную Кровь Иисуса. Мы видим это и среди современных христиан, подчёркивающих важность наших собственных решений в обращении ко Христу, но всё ещё пытающихся поддерживать веру в Его благодать.
Если рука — доктрина о Крещении — будет, например, сломана, тело это переживёт. Но оно может истечь кровью и погибнуть. Если нога — то есть учение о Церкви — будет парализована, тело выживет, но будет в лучшем случае искалечено, может споткнуться, упасть и разбить голову.
Поэтому вопрос: «Насколько чистой должна быть доктрина, чтобы оставаться христианской?» — попросту неверен. Излагая библейское учение, мы должны быть точны и целенаправленны, поскольку верующим надлежит знать то, что Бог хочет передать нам, и поскольку Слово Божье истинно. Однако греховные доктринальные заблуждения не всегда приводят к разрыву отношений с Господом, хотя и существенно ослабляют их.
Североамериканцев часто обвиняют в том, что они больше интересуются не тем что истинно, а тем «что работает». Избирательность в применении великих истин считается направляющей силой человеческого мышления в нашей культуре. Это может быть и так, но фактически люди равнодушны к тому, что истинно и ложно лишь в тех областях жизни, которые не кажутся им важными. Когда дело доходит до самого важного, все хотят знать истину. Когда дело касается того, как починить что-либо в доме или обрести спокойствие, все жаждут знать, что правильно, а что нет, все рвутся узнать истину. Устанавливая отношения с другим человеком, мы хотим знать о нём правду.
Мы преподаём библейское учение для того, чтобы установить отношения между Богом и нашим слушателем. Эти отношения зависят от любви Божьей, явленной в Его Слове. Точность изложения может стать поводом для нашего самооправдания — мы можем стремиться передавать смысл Писания настолько точно, насколько это позволяет нам заслужить любовь Божью. Это ошибка. С другой стороны, мы всегда должны быть заинтересованы в том, чтобы наше изложение точно отражало то, что написали библейские авторы, поскольку в этом заключается Божье Слово любви ко всем людям. Верно преподавая Его Слово, мы будем служить надёжными орудиями в установлении отношений любящего Творца с зависящими от Него творениями, нуждающимися в Божьей любви и прощении. Но эта точность никогда не является самоцелью. Она — Божье средство для формирования отношений с Его детьми.
Задумываясь об изложении отдельных тем Писания, нам следует признать, что мы всегда преподаём эти темы на основании некоторых конкретных предпосылок. Наши размышления происходят внутри определённых концептуальных рамок. Эти концептуальные рамки, или предпосылки, направляют познание и применение нами отдельных доктрин. Эти рамки формируют основу нашего отношения к реальности. Они определяют наш выбор — какие жизненные вопросы мы считаем важными и какие практические решения нам нужны.
Для большей наглядности можно привести два примера. В шестнадцатом веке лютеране боролись с тем, что мы называем «синергизмом» — мнением, будто человеческая воля должна работать вместе с Божьей благодатью над обращением грешника к вере. Обе группы лютеран настаивали на том, что Бог спасает грешников лишь Своей благодатью. Но одна группа утверждала, что когда Бог предоставляет безвозмездный дар, человек должен обратиться, чтобы принять его. Тепло солнца безвозмездно, говорили они, но вы сами должны решить, выходить ли на улицу, чтобы согреться в его лучах. Другая группа верила, что лишь Бог предоставляет дар обращения к Нему. Они учили, что наша воля поворачивается к Нему лишь по Его благодатному повелению, а не по нашему решению.
Обе стороны годами безрезультатно убеждали друг друга, так как они не обращались к вопросу, лежащему на уровне предпосылки, или концептуальных рамок. Первая группа полагала, что взрослый грешник также является взрослым и во взаимоотношениях с Богом. Взрослые должны прилагать усилия к получению предлагаемого дара. Другая группа была уверена, что для вхождения в Царство Божье следует стать крошечным младенцем (Матф. 18:3). Они учили, что Бог берёт на руки того, кого желает сделать Своим чадом, поскольку грешник мёртв по своим грехам и преступлениям.
Первая группа, взяв в качестве предпосылки осознание взрослым человеком своей роли в обращении, использовала концепцию, не предполагающую полную зависимость творения от Творца. Вторая группа исходила из того, что грешники мертвы относительно своей способности обратиться к Богу, и они должны уподобиться младенцам в обращении, которое Библия называет «новым рождением». Эти теологи в качестве предпосылки выдвигали мнение, что люди — зависимые творения Божьи.
Второй пример. Дебатируя по поводу истинного присутствия Тела и Крови Христа в Причастии, лютеране и кальвинисты спорили об определении того, как Христос присутствует. Некоторые последователи Кальвина были готовы признать, что Христос духовно присутствует в Причастии, но они отрицали утверждение Лютера, что Его человеческие Тело и Кровь также присутствуют в хлебе и вине. Кальвин был подвержен влиянию идей древнегреческих философов, прежде всего Платона. Они учили, что материальное и духовное противоположно друг другу и не может быть сведено вместе. Сторонники Кальвина в качестве предпосылки выдвинули утверждение, что «конечное (или материальное) не способно передать бесконечного (или духовного)».
Лютеране находились под значительным влиянием древнееврейского подхода, который отделял Творца от творения — либо материального, либо духовного, — а не видимое от невидимого. Потому они верили, что Творец способен использовать материальное и духовное творение в равной степени, если того пожелает. Они не считали невозможным для бесконечного (силы Божьей) использование конечного (материальных элементов) для передачи прощающей силы Божьей. Как лютеране, так и кальвинисты верили в присутствие Христа при отпущении грехов. Однако кальвинисты не могли дословно понимать слова установления из-за своих основных принципов, своего основополагающего взгляда на реальность.
Эти основные принципы всегда подвержены воздействию той культуры, в которой живут христиане. Но нам постоянно надлежит прилагать максимум усилий, чтобы в соответствии с исходными предпосылками, изложенными для нас писателями Библии, упорядочить свой взгляд на реальность, который в любом случае отчасти является порождением нашей культуры. Лишь Писания должны быть основой нашего мировоззрения. Какие бы сложные мировоззренческие системы ни создавала для нас культура, в основе выработанного ею взгляда на реальность находится дух Христов. А это означает, что, находясь в различном культурном окружении, христиане могут верить, что мир плоский или круглый, но в основе того или иного взгляда на него должно находиться библейское учение о сотворении Богом вселенной и всего обитающего в ней. Лишь Слово Божье устанавливает фундаментальные отношения, формирующие наше мироощущение — наши взгляды на взаимоотношения между человеком и Богом, а также между самими людьми.
Лютеранская теология исходит из предпосылки, что Бог есть Творец, а мы — творения. Вы можете сказать: «Ну конечно, в это все верят». Но основные инстинкты, насаждаемые современной североамериканской культурой, отрицают то, что мы являемся зависимыми творениями, полностью находящимися во власти создавшего нас Бога. Североамериканцы неосознанно верят, что свобода — это их самое главное право, и что свобода подразумевает нашу способность быть теми, кем мы хотим. Библия же утверждает, что свобода, исходя из нашей предпосылки, — это способность быть теми, кем хочет нас сделать Бог. Свобода — это дар, а не право, дар, который мы в самой его важной части почти утратили из-за нашей греховности.
Лютеранская теология исходит из того, что духовное не стоит выше материального, но Творец создал как видимую, так и невидимую часть Своего творения хорошо весьма. В качестве предпосылки мы принимаем, что как духовные, так и материальные сферы нашего бытия были повреждены бунтом человеческого духа, или сердца, против нашего Создателя (Быт. 6:5; Матф. 15:9).
Лютеране также признают, что люди восстали против Бога и отказались от доверительных отношений с Ним. Мы считаем, что зло заполнило собой всю жизнь человека. И вновь вы можете заявить: «Все в это верят». Но на деле многие североамериканцы излишне оптимистически смотрят на возможности человека. Многие верят, что просвещение способно устранить многие злые дела. Лютеране признают, что нравственная позиция, лежащая в основе поступков, извращена нашей греховностью. Мы можем во всей полноте осознать величину зла, поскольку знаем, что у нас есть Спаситель от любого зла. Нам не нужно скрываться от угрозы зла, исходящего извне и изнутри нас, в какой-нибудь нише самообмана, ибо мы знаем, что Христос победил зло. Посему мы безо всякого страха можем противостоять всему злу этого мира. Мы можем даже пытаться решать проблему зла вообще, ключевой вопрос: «Почему в мире существует зло?» — хотя знаем, что точный ответ наверняка ускользнёт от нас.
Вторая группа предпосылок, направляющих лютеранское учение — то, что Лютер назвал различением двух видов праведности[5]. Как подчёркивал Лютер, то, что делает жизнь праведной — или всю целиком, или добро в ней — в Божьих глазах, не совпадает с тем, что делает жизнь праведной — как целиком, так и добро — в глазах других людей. План Бога в отношении жизни человека имеет два измерения, два разных типа отношений. Обе разновидности отношений объединяет одно — любовь. Первая из них представляет собой высшие отношения, любовь к Богу всем сердцем, душой и разумом, а вторая — основанная на первой — любовь к другим людям, творениям Божьим, как к самому себе (Матф. 22:37-40).
Наши отношения с Богом коренятся в Его любви к нам, Его детям. В этих «вертикальных» отношениях мы остаёмся Его детьми, всегда зависящими от Него, всегда принимающими Его любовь, всегда откликающимися на Его любовь любовью к Нему, порождаемой в нас Его любовью (1 Иоан. 4:7-12). Бог всегда является источником этих вертикальных отношений, даже если действуем мы сами. Наши действия по отношению к Нему всегда являются ответом на Его любовь, пробуждающую в нас доверие и любовь к Нему. Для грешников наша праведность перед Богом состоит в том, что Христос сделал для нас. Он — наша праведность. Он во всём, что праведно вокруг нас (1 Кор. 1:30).
В «горизонтальных» отношениях с другими творениями Божьими, особенно с людьми, мы, взрослые, действуем по-взрослому в том круге обязанностей, который Бог установил для нас, Его представителей в удовлетворении нужд других людей, — тем самым являя Его любовь всем вокруг. При этом наша праведность состоит в том, что мы делаем для ближнего в соответствии с тем, как Бог замыслил человеческую жизнь.
Эта праведность в отношениях с другими Божьими тварями, жизнь, наполненная благими делами, становится таковой не потому, что мы совершаем их по собственной воле, а потому, что мы совершаем их на основании той праведности, которую Бог дарует нам, как Своим детям. Те, кто впал в грех, не имея силы Евангелия, не могут совершать угодных Богу добрых дел ни в качестве ответа Богу, ни в ответ на нужды других людей.
Употребление нами лютеровского различения двух видов праведности весьма сложным образом связано с двумя другими основополагающими принципами всей теологии, которые являются сердцевиной его библейской проповеди. Первый из них — различие между Законом и Евангелием[6]. Закон Божий налагает бремя на человека. Всё что касается действий человека, есть Закон. Закон — это Божий план человеческой жизни, сам по себе он благ. По нашей греховности мы несем его убийственную тяжесть. Он становится нашим врагом, поскольку мы грешим против него.
Евангелие Божье перекладывает это бремя на Христа. Оно являет любовь Божью к нам всякий раз, когда Он выступает как благой и милосердный Бог, наш любящий Отец, наш Спаситель, наш Господь, защищающий нас и дающий нам всё. Прежде всего — и это самое прекрасное — Евангелие являет любовь Божью во Христе, в Его самопожертвовании ради нас и в Его даре жизни через воскресение. Это различие между Законом и Евангелием направляет нашу мысль, когда мы употребляем и преподаём все учения, рассматриваемые в последующих частях данной книги.
Чтобы применить такое понимание на практике, можно рассмотреть библейский ответ на любой вопрос, касающийся смысла человеческой жизни, например: «Зачем вам нужно знание?» Если не разглядеть целой программы, лежащей в основе этого вопроса, то можно дать на него ответ, который формально будет правильным, но непригодным и ложным для ситуации, в которой живёт задавший его человек. Мы должны различать, когда вопрос возникает из-за ошибочного доверия к ложным богам — или когда его задают в результате разочарования в них. Мы должны сосредоточиться на особых нуждах, выражением которых служит вопрос. Например вопрос: «Являюсь ли я избранным чадом Божьим?» — приводит к разочарованию в обетовании Евангелия. Уверенность в спасении, которую должен дать ответ на этот вопрос, не может быть воспринята тем, кто ищет позволения грешить. Поэтому, давая ответ такому человеку, мы исходим из того, что убеждённые грешники не могут принять Евангелие. Вот почему разговор с подобными людьми фокусируется на гневе Божьем. Не предлагается евангельского ответа на вопрос в той форме, в какой он задан. Различие между Законом и Евангелием содержит в себе гораздо больше, чем простое повторение библейских фрагментов — оно содержит смерть и жизнь.
Параллельно с различием между Законом и Евангелием Лютер проводит разграничение двух Божьих форм правления — одной для вертикальных отношений, а другой для горизонтальных[7]. Бог осуществляет Своё правление по вертикали через Евангелие, творящее новую жизнь. По горизонтали Он осуществляет Своё правление через Закон и его разделы, определяющие человеческие поступки. Оба направления имеют не только разные цели, но и различные способы достижения этих целей. С помощью этого различия между двумя направлениями Лютер показал всю жизнь христианина. Таким образом он создал концептуальные рамки для рассмотрения многих вопросов, которым посвящены последующие главы.
Среди основных предпосылок, направляющих лютеранскую теологию, имеет место группа библейских сообщений о Боге и людях, которым Лютер дал наименование «теология креста»[8].
Первая из четырёх основ теологии креста касается нашего учения о Боге. Лютер различал «сокрытого Бога» и «открытого Бога». Сокрытый Бог — это Бог за пределами человеческого восприятия или познания. То есть описывая Его в сокрытии, мы представляем Бога, Которого не знаем, вместо того чтобы представлять Его так, как видит наше воображение. Эти представления изображают Бога таким, каким мы хотели бы Его видеть. Он, по словам немецкого философа девятнадцатого века Людвига Фейербаха, является «Богом, созданным по образу человеческому»[9]. Представление о сокрытом Боге, нарисованное человеческим воображением, изображает Его Богом славы, власти и могущества. Это совершенно противоположно Богу, Которого мы видим на кресте, но Бог сокрыт за своим облаком славы, в которое мы не можем проникнуть, чтобы увидеть, как же Он на самом деле выглядит. Поэтому наше представление о сокрытом Боге является в основном отражением наших чувств и страхов.
Из-за того, что падшие человеческие существа столь часто злятся на самих себя за неспособность соответствовать собственным ожиданиям, боги, которых они придумывают, как правило, преисполнены гнева. Из-за того, что падшие люди столь часто осознают собственную ненадёжность, придуманные ими боги часто оказываются весьма капризными. Из-за того, что люди хотят всё делать сами, придуманные ими боги обычно требуют от греховных людей совершения определённых поступков и обладания определёнными достоинствами.
Некоторые антропологи называют это «природной теологией» большинства «примитивных» народов нашей планеты. Это анимационная теология, помещающая божественную силу в сотворённые объекты, а не в руки Бога-Творца. Таково представление о сокрытом Боге, которое «естественным образом» возникает в греховном человеческом разуме. «Природная теология» большинства людей приписывает значительную власть человеку. «Естественным образом» посещающие нас, грешников, мысли о Боге отвергают Его законное место в нашей жизни.
Открытый Бог, в свою очередь, — это Бог в том виде, как Он Сам представляет Себя нам, как любил говорить Лютер, «в яслях и на кресте» — и в склепе, который Он покинул. Открытый Бог — это Бог, Который говорит с нами как Слово, ставшее Плотью, и через богодухновенные Писания. Бог открытый — это Бог, Чья немощь совершенно проявилась в слабости (2 Кор. 12:9) — нашей и Его. Слабость Бога на кресте Христовом сильнее всей человеческой силы и мощи. Юродство Божье на кресте Христовом мудрее всей человеческой мудрости (1Кор. 1:18-2:9). Действительно, Бог открыл Себя, сокрывшись в яслях, кресте и склепе. Менее всего человеческая сила и мудрость стала бы искать Бога в яслях, в пелёнках или на кресте, на пути к могиле. Но именно там наш Бог явил Себя таким, Каков Он есть. Он явил Свою безусловную и полную любовь к падшим грешникам.
Лютеранская теология исходит из предпосылки, что Бог может быть найден лишь как Бог Открытый — в Писании, в Слове, ставшем Плотью, в человеческом языке, описывающем это воплощённое Слово так, как оно преподается, в форме таинств — у купели Божьей и на трапезе Божьей. Наше описание Бога говорит нам больше о нас самих, чем о Нём. Как заметил Лютер, «Бог не желает иметь с нами дела иначе, как через изречённое Слово и Таинства. Всё, что преподносится [восхваляется], как Дух без Слова и Таинств — это сам дьявол»[10].
Такое представление о Боге помещает Его за рамки человеческого воздействия. Он обращается к нам. Он взывает к нам. Он приглашает нас и вводит нас в Свою семью. Мы можем только откликаться на это. Он приходит спросить Адама: «Где ты?» Он определяет наше законное место. Он провозглашает то, что составляет нашу праведность. Некоторые воспринимают «излишнее» возвеличивание Бога, как угрозу нашей человеческой природе. Но признавая, что как наш Творец Бог находится «выше» нас, мы не отрицаем наше человеческое естество. Открывшийся Бог свидетельствует и о том, что мы, люди, свободны быть теми, кем нас задумал Бог (Кол. 1:13-23). Поэтому лютеране всякий раз при толковании Божьего Слова признают, что мы имеем доступ к Богу и Его природе только через Его откровение о Себе.
Вторая основа теологии креста сосредоточена на том, как мы познаём этого юродивого и немощного Бога. Павел свидетельствует, что иудеи требовали знамений. Они хотели иметь эмпирическое доказательство. Греки настаивали на мудрости. Они желали иметь логическое объяснение (1 Кор. 1:18-2:16). Как иудеи, так и греки хотели узнавать о Боге через процесс, которым может управлять человеческий разум. Они хотели определить Бога на основе своих понятий. «Докажи это» — вот обычный североамериканский ответ на христианскую проповедь. Наше общество желает эмпирических данных, логических доказательств.
Наше понимание того, как действует Слово Божье, частично зависит от того, как действует механизм человеческого познания. Эпистемология — это наука о том, как люди учатся и познают. Бог дал нам различные способы познания, каждый из которых пригоден для получения знаний в различных областях человеческой жизни. Люди могут использовать эти способы в неподходящих областях жизни и даже с греховными целями.
Эмпирическое учение и познание. Большинство людей современной западной цивилизации уверены, что самым главным способом получения информации является эмпирический, или экспериментальный — то есть «научный» метод познания. Этот метод в первую очередь опирается на оценку посредством человеческих чувств данных, полученных на основе экспериментальной программы, разработанной ученым. Научный метод подразумевает, что информация может быть подтверждена повторными опытами. Он претендует на объективность своих выводов, поскольку они могут быть подвергнуты проверке другими людьми. Коллеги-учёные всегда могут повторить эксперимент, чтобы определить, были ли первоначальные выводы, полученные во время первых опытов, правильными. Объекты, которые не могут быть подвергнуты повторным экспериментам, лежат за пределами этого способа человеческого познания.
Такая эмпирическая эпистемология делает человека хозяином процесса познания и, таким образом, позволяет ему управлять знаниями, полученными в результате своих опытов. Я устанавливаю правила проведения опыта. Я провожу опыт. Я даю объяснение его результатам. Я определяю, какую истину он несёт.
Люди всегда использовали опыты для получения знаний, но хвалёная сила экспериментального метода в нашей культуре получила признание во времена научной революции семнадцатого века. Результаты экспериментирования, которые дало это движение, — особенно в технологии и в медицине — в огромной степени развили использование людьми горизонтального направления отношений Божьих. Этот метод учения во многом увеличил способность человека решать земные проблемы и делать доступными многие Божьи мирские благословения для огромного числа людей, населяющих землю. Верующим следует признать бесчисленные благословения, которые Бог даровал Своему миру через эмпирическое знание.
Однако многие представители нашей цивилизации склонны думать, будто эмпирическая, или экспериментальная проверка является единственным способом получить действительно надёжные знания. Они не в состоянии признать, что предпосылки, из которых исходит исследователь, надёжность инструментов, применяемых при проведении опытов, и множество внешних условий могут серьёзно повлиять на результаты эксперимента. В частности, на уровне предпосылок, или предрасположенности, нечто схожее с религиозной верой влияет на такой метод получения знаний.
Не следует забывать, что исследователи, стремящиеся к получению знаний, получаемых в результате эмпирического исследования, рассматривают их не как «факт», а, скорее, как рабочую теорию. Поэтому статус «теории» в глазах эмпирика ненамного ниже статуса «факта». Подобная оценка знания в горизонтальном направлении — весьма здравый взгляд. Ему может сопутствовать уверенность в том, что посредством Божьего дара эмпирического познания люди никогда не добьются полной власти над творением Божьим и полного знания о том, как оно существует.
Рациональное познание. Второй метод исследования и обретения знаний основан на познавательных и мыслительных способностях человека, применённых для получения истины. Получение информации и её осознание происходит посредством человеческого рассуждения, выраженного в более сложных формальных логических действиях, таких как, например, силлогизмы, или в виде обыденного здравого смысла. Философы расходятся во мнении относительно происхождения основных принципов логического мышления — то ли они возникли в человеческом мозгу естественным путём, то ли являются результатом опыта. В любом случае предпосылка этого способа человеческого познания заключается в убежденности, что человек силой своего разума может понять самого себя и окружающий нас мир. Человеческая логика может обработать данные, наблюдаемые в природе и при экспериментировании.
Многое в западной культуре основано на том, что великие мысли философов и общепринятые суждения способны решать любые проблемы и расширять границы познания. Без рационального знания жизнь в горизонтальном направлении не может двигаться вперёд. Люди успешно пользуются этим добрым даром Божьим и извлекают пользу из его достойного применения. Однако в западной культуре было выработано несколько логических систем, и не все они всегда ведут к одним и тем же результатам. Между культурами разверзлись логические пропасти. Мы не только не можем придти к общему пониманию основных логических принципов, но и обнаруживаем, что, используя одинаковые принципы, некоторые из нас приходят к заключениям, отличным от тех, к которым пришло большинство. Предварительные условия, предпосылки и предрасположенности — всё это налагает отпечаток на то, как мы используем свой разум, и на то, какие выводы мы получаем.
Эстетическое познание. Третий вид познания открывает людям доступ к пониманию и наслаждению красотой творения Божьего. Человеческий рассудок и человеческие эмоции соединяются здесь с чувственным восприятием, чтобы обогатить нашу жизнь прекрасным миром красок, форм и контуров, мелодии, гармонии и ритма, видимого и звука, вкуса, запаха и осязания. Большинство людей, вероятно, согласится, что красота — не просто дело индивидуального вкуса. Многие могут также заметить, что их собственное понимание прекрасного и оценка его благотворного воздействия отличается от предпочтений других представителей их собственной культуры и определённо разнится со вкусами представителей иных культур. Эта форма познания не требует такой же «надёжности», как то необходимо для эмпирического и рационального методов познания. В то же самое время мало кто возьмется отвергать огромное значение, которое этот метод познания имеет в нашей повседневной жизни, в оценке нашей человечности и Божьего творения. Тем не менее, неоднородность человеческого восприятия очевидна и в процессе эстетического познания.
Познание, получаемое от авторитетных личностей. При четвёртой форме познания информация и идеи передаются посредством голоса авторитетного человека. Большая часть обучения и приобретения познаний у людей происходит именно таким способом. Большинство людей не имеет времени, чтобы экспериментально изучить всё что им нужно знать. Большинство людей не тратит времени на рациональный анализ всего того, что им нужно знать. Мы надеемся, что голоса наших авторитетов несут истину и прислушиваемся к её звучанию в них. Выводами этих авторитетных голосов мы поверяем суждения, основанные на наших предпосылках. Мы постоянно принимаем на веру суждения тех, кто чинит нашу домашнюю технику, тех, кто производит и рекламирует огромное количество изделий повседневного пользования, и тех, кто планирует политическую и общественную жизнь. Очень редко мы берём на себя труд сделать паузу для того, чтобы испробовать или дать рациональную оценку всему этому.
Бог так сотворил людей, что мы многое узнаём экспериментальным путём, эмпирическим способом. Мы также многому учимся, употребляя рациональный анализ, человеческую логику, а также через эстетическое восприятие. Мы часто вынуждены зависеть от мнений авторитетных людей, когда нам нужно получить определённую информацию. В горизонтальном направлении каждый из этих четырёх способов познания может быть при определённых ситуациях полезен и уместен. Однако в вертикальном направлении первые три не могут привести нас к истине. Они всегда оставляют управление процессом познания в руках человека. Когда эпистемология человеческого опыта, человеческого разума или человеческих эстетических воззрений пытается определить происхождение и границы реальности, она выходит за рамки своей компетенции. Она сбивается с пути, пытаясь ответить на вопросы, сильно отличающиеся от тех, ради ответов на которые эта эпистемология была придумана. Мы управляем получаемой нами информацией и обрабатываем её посредством наших экспериментов, нашей логики, наших эстетических чувств. Информация о Боге должна изучаться иными способами познания. Она должна быть услышана с помощью голоса авторитетной личности, голоса Самого Бога.
Теология креста учит, что ни человеческий глаз, ни человеческий мозг не управляет нашим общением с Богом. Он управляет этим общением и создаёт это общение посредством Своего Слова. Он говорит, а человеческое ухо воспринимает. Сердце человека откликается на Его Слово верой. «Я… не могу по собственному разумению, или своими силами уверовать в Иисуса Христа, Моего Господа, или придти к Нему»[11]. Бог должен выйти из укрытия. Он должен взять инициативу на Себя. И Он делает это с помощью обетования. По самой своей природе обетование стимулирует веру. Теология креста учит, что мы можем познать Бога не через эмпирические доказательства и логические умозаключения, а только через веру. Вера, которую явленный Бог извлекает из нас посредством Своего Слова, основывается на юродстве и немощи Бога в общении с нами, явленных в муках и смерти Его Сына.
Вера не является объективным и бесстрастным познанием — чем-то вроде того познания, которое изобрело Просвещение восемнадцатого века, чтобы дать человеку объективное и бесстрастное руководство. Вера деятельна — она сотрудничает со своим объектом. И именно познание объединяет верующего с объектом веры. Это познание «в библейском смысле» (эвфемизм, обозначающий интимные отношения между мужем и женой). Вера держится за свой объект так, как дитя цепляется за отца и мать, как невеста обнимает своего жениха. Вера покоится на знании Слова, что противоречит нашей экзистенциальной логике, ориентированной на жизнь. Посему такое знание уводит нас из той сферы, где мы сохраняем ощущение контроля над нашими судьбами. Одна лишь вера даёт нам возможность общаться с нашим Богом.
Итак, вера христианина не имеет никакого иного основания, кроме Иисуса. Ни благословения, ни страдания не являются доказательствами того, что отношения верующего с Богом развиваются должным образом. Христиане, указывающие на свои благословения, как на явные свидетельства того, что Бог любит их, имеют ложную основу веры — равно как и те, кто уверен, что Бог должен любить их, потому что они переносят большие страдания. Уверенность в своих чувствах может обмануть нас — чувства изменчивы, но обетование Божье нас не подведёт. Признаки верности Бога не содержатся в совершаемых нами добрых делах — Бог верен тогда, когда мы неверны. Даже сам факт существования нашей веры не может стать её основой. Когда вера ослабевает, Бог остаётся сильным в своей любви к нам. Вера основывается лишь на Христе. Вера основывается на Его обетовании быть нашим единственным Господом.
Третий аспект теологии креста связан с тем, что Бог сделал на кресте (1 Кор. 2:2). Там Он искупил грех и поглотил смерть. Там, в немощи и юродстве, Он истребил всё, что отдаляло нас от Него. Там он успешно воссоздал нас в Своём облике. Лютер назвал произошедшее на кресте «радостной заменой». Жизнь была возвращена мёртвым в своих грехах и преступлениях падшим человеческим существам, лишь благодаря тому, что Бог заменил нашу греховность праведностью Христовой. Мы живы только благодаря тому, что Христос умер с нашими грехами на плечах и похоронил их в Своей могиле — единственном месте во вселенной, куда наш Небесный Отец больше не заглядывает. Мы живы, поскольку Христос дарует нам Свою жизнь и силу, чтобы мы возродились в Его воскресении.
В Нём неверное становится верным, а смерть уступает жизни благодаря тому, что Бог совершает всё это. Теология креста исходит из предпосылки, что крест и смерть — это путь к жизни. Окончательный результат этой радостной замены состоит в том, что мы, погребенные и воскресшие со Христом в Крещении (Рим. 6:3-11; Кол. 2:11-15), все вместе являемся Его сонаследниками и разделим с Ним Его славу (Рим. 8:17).
Таким образом, теология креста точно и обстоятельно показывает смерть всех человеческих претензий на какие-либо заслуги и завоевание жизни своими силами. Она провозглашает смерть человеческого контроля над своей судьбой. Эта теология показывает смерть грешников для греха и их возрождение к новой жизни во Христе. Она провозглашает смерть самой смерти. Этим люди освобождаются от угрозы смерти, тем самым обретая подлинную человеческую свободу. Взирая на крест, грешники могут больше не чувствовать себя во всём виноватыми. Свобода даруется нам через смерть Самого Бога, когда вторая Ипостась Троицы пошла на крест, чтобы спасти грешников, чтобы восстановить их человечность.
В-четвёртых, теология креста исходит из предпосылки, что жизнь верующего, жизнь послушания — учёбы у Христа и следования за Ним — представляет собой жизнь под крестом (Матф. 16:24-26). Каждому верующему дано «нести» свой крест. Однако наши кресты не спасают ни нас самих, ни окружающих. Они лишь свидетельствуют о любви Христовой людям, живущим в греховном мире страданий. Неся свои кресты и следуя за нашим Господом (Матф. 16:24), мы проживаем нашу жизнь так, как она должна быть прожита в том случае, если милосердная и благодатная воля нашего любящего Отца Небесного восторжествовала над злом. Только таким образом Он побеждает в борьбе с господствующим злом. Ни благословения, ни крест не свидетельствуют о том, что Бог нами доволен. Только Его Слово свидетельствует об этом — когда оно приходит к нам в Крещении и Освящении, в проповеди и Причастии, в христианском общении верующих. Нам не следует удивляться, когда вера ведёт нас к страданиям ради ближнего. Это часто бывает тем средством, с помощью которого Бог креста сражается со злом.
Жизнь под крестом распинает привычки ада. Мощный секатор Закона действует совместно с уверенностью верующего в Христовой смерти смертей, и тогда верующий вдруг осознаёт, что для самозащиты его адские привычки становятся бесполезны. Жизнь под крестом развивает привычки небесные. Верою мы познаем, как Бог достигает победы через самопожертвование и самоотдачу — в Своей покорности человеческим нуждам, в Своих страданиях и в добровольном служении.
Итак, лютеране всегда учитывают четыре аспекта теологии креста, преподавая любые вопросы библейского учения. Теология креста создаёт теоретическую канву, в рамках которой мы понимаем, Кто таков Бог, как мы общаемся с Ним в вере, как Он спас нас Своей смертью, и как мы повседневно живём под сенью креста.
Эти предпосылки, или аспекты лютеранской концепции создают нечто вроде «грамматики веры», — сумму направляющих принципов, воздействующих на то, как мы понимаем и решаем все вопросы, которые будут рассматриваться в данной книге. Все эти предпосылки имеют место в каждой главе. Когда раскрывая учение о Боге, мы говорим о сокрытом Боге в пределах вопроса об «общем откровении» — и о Боге явленном — при рассмотрении вопроса об «особом откровении». Два вида праведности рассматриваются при исследовании оправдания по благодати через веру во Христа, а также при обсуждении Закона. Это различие — такая же часть концептуальных рамок данных двух тем, как и любых других вопросов нашей теологии.
Никто не приступает к текстам Писаний без суммы предпосылок, независимо от опыта, сформировавшего теоретические рамки. Многие приступают к Библии, не понимая, каковы же их предпосылки, и каким образом их концептуальные рамки предопределяют то, как они будут читать текст. Теперь мы можем обратиться к обзору фундаментальных тем Библии с некоторым пониманием того, каким образом лютеранская традиция чтения и понимания Писаний сформировала свой взгляд на их содержание.
[1] См. Erik Erikson «Childhood and Society» (New York, Norton, 1950) и «The Life Cycle Completed» (New York, Norton, 1982).
[2] Большой Катехизис. Часть первая, Первая заповедь. Книга Согласия. Предварительное издание Фонда «Лютеранское Наследие», 1996, стр. 364.
[3] Peter Fraenkel «Revelation and Tradition: Notes on Some Aspects of Doctrinal Continuity in the Theology of Philip Melanchthon», Studia Theologica XIII (1959), pp. 97-133.
[4] К.Ф.В. Валтер «Бог говорит “нет” и Бог говорит “да”», пер. К.С.Комарова, изд. «Андреев и Согласие», СПб, 1993, стр. 5.
[5] Мартин Лютер «Лекции по “Посланию к Галатам”», гл. 1-4. (Издание Фонда «Лютеранское Наследие», 1997); его же «Two Kinds of Righteousness, 1519», Career of the Reformer: I, Luther’s Works, vol. 31 (Philadelphia, Fortress, 1957), pp. 293-306.
[6] Классическое изложение этого различия содержится в книгах: К.Ф.В. Валтер «Бог говорит “нет” и Бог говорит “да”», изд. «Андреев и Согласие», СПб, 1993, и Bo Giertz «The Hammer of God» (Minneapolis, Augsburg, 1973).
[7] Gustaf Wingren «Luther on Vocation» (Philadelphia, Muhlenberg, 1957) и George W. Forell «Faith Active in Love: An Investigation of the Principles Underlying Luther’s Social Ethics» (Minneapolis, Augsburg, 1954).
[8] Luther «Heidelberg Disputation», Career of the Reformer: I, Luther’s Works, vol. 31, pp. 35-70.
[9] Людвиг Фейербах «Сущность христианства», 1841.
[10] Шмалькальденские артикулы. Часть 3, VIII, Книга Согласия. Предварительное издание Фонда «Лютеранское Наследие», 1996, стр. 322.
[11] Краткий катехизис. Третий артикул, Книга Согласия. Предварительное издание Фонда «Лютеранское Наследие», 1996, стр. 349.
<< Пред. | Содержание | След. >>
|
|
