Сайт душпастиря Павла

Глава 4. Реформация, как эпизод церковной истории

Но как же тогда объяснить Реформацию, если три попытки ее интерпретации, рассмотренные выше, оказались несостоятельными? Если специфический характер Лютеранской Реформации не может быть объяснен особенностями личности Реформатора, если ее нельзя представить как поворотный этап истории западной культуры или как эпохальное событие истории немецкого народа, какая же возможная интерпретация еще остается? И исчерпывают ли перечисленные попытки возможность исторической интерпретации?

Собственно, историк может прийти именно к такому заключению. Перед лицом многочисленных затруднений, порождаемых этими попытками, он может найти прибежище в утверждении, что нечто необъяснимое имеет место во всех великих исторических событиях. Но мы не смеем удовлетвориться такой удобной уловкой. Все эти попытки объяснения Реформации являются бесплодными не потому что они недостаточны, но потому что они ошибочны. Несмотря на наличие в них рационального зерна, они все же весьма иллюзорны. Они обречены на неудачу потому, что не рассматривают Реформацию с единственной точки зрения, позволяющей дать верное объяснение этому явлению, а именно - с точки зрения реальности церкви.

Реформация, в строгом смысле слова, была событием церковной истории, событием, которое Церковь Христова переживала в процессе своего существования. Ибо Церковь Христова - единая, святая, католическая и апостольская церковь, является исторической реальностью. Как церковь Божья, как Тело Христово, она действительно скрыта от наших глаз так, что мы никогда не сможем выявить ее существование внешне. Но мы можем веровать, что она действительно существует везде, где присутствуют приметы церкви, проповедь Евангелия и Таинства нашего Господа Иисуса Христа. В этом смысле Лютер был убежден, что истинная церковь все же существовала даже в период отвратительного Средневековья.

"Ибо Своей могущественной и чудесной силой Бог сохранял то, что было под властью папства: во-первых - Святое Крещение; во-вторых - чтение Святых Писаний с кафедры на родном языке; в-третьих - благословенное прощение и отпущение грехов - как на исповеди, так и публично; в-четвертых - Святое Таинство Алтаря (Святое Причастие), которое, несмотря на то, что христиане были значительно в нем ограничены, предлагалось им на Пасху и иногда в течение года; в-пятых - призвание или рукоположение на служение, служение проповедника или пастора для освобождения или оставления грехов и для утешения умирающих и других (соблюдаемый многими обычай держания креста перед смертью и напоминания умирающим о крестных муках Христа, для того, чтобы они могли уповать на Него); и, наконец - моления,- Псалтырь, Отче наш, Символ веры и Десять Заповедей, наряду с этим множество хороших гимнов и песен - как на латыни, так и на немецком. Там где сохранилось подобное, несомненно остались церковь и некоторые святые. Ибо все это было учреждено Христом и является Его плодами. Таким образом, Христос, конечно, был с ними, вместе со Своим Святым Духом и сохранял среди них христианскую веру".

Но если в мире существует церковь, то имеется и история церкви, которая фактически представляет собой составную часть мировой истории: историю, которуюединаяцерковь Божья пережила на своем пути через столетия. События церковной истории в этом смысле - то есть события в историческом развитии единой церкви, отличающиеся от событий мирской истории, хотя и неотделимые от них - это например (если упоминать только эпохальные события, важные для всего христианского мира): упадок церкви в африканских районах Римской империи или распространение церкви среди немецких народов, формирование ортодоксальной христологии и доктрины о Троице или раскол между восточным - греческим и западным - латинским Христианством.

Реформация принадлежит к таким величайшим, поистине эпохальным событиям истории церкви. И характер Реформации можно понять только как характер события такого рода. В Христианстве нет ни одной группы, ни одной деноминации, жизнь которой не была бы самым фундаментальным образом затронута Реформацией шестнадцатого столетия. Это справедливо даже относительно так называемых "католических" церквей, в представлении которых это событие является вовсе не Реформацией, а началом западной ереси. Кем был Лютер - реформатором или революционером? Был ли он гениальным учителем церкви или же просто еретиком? Истинно или ложно заявление Реформации о том, что она является новым открытием Евангелия? Это вопросы, на которые так или иначе должны отвечать все церкви - даже миссионерские церкви в Индии и Китае, для которых история Европы шестнадцатого столетия, как таковая, не представляет никакого интереса. Появление Лютера в Германии в тот период было и со времен Реформации остается, проблемой всего христианского мира, проблемой всех христианских конфессий, всех рас и национальностей, всех времен и всех стран. Это воистину эпохальное событие для всей Церкви Христовой, событие церковной истории, оказавшее влияние на историю всех европейских народов и конечно затронувшее очень особенным образом тот народ, в жизни которого оно берет начало. Этим объясняется тот факт, что, хотя Реформация имеет большое значение для истории западной цивилизации, тем не менее, невозможно интерпретировать отношения между ними, как "причинно-следственные". Реформация не является событием, относящимся к процессу развития общей цивилизации. Нельзя сказать, что она вызвала изменения в западной культуре, в особой области религии и церкви; Также невозможно утверждать, что переход от средневековой к современной цивилизации был обусловлен Реформацией. Реформация не являлась ни следствием, ни причиной рассвета новой культурной эпохи.

И отношение Реформации к истории немецкого народа является почти таким же. Едва ли можно найти другое такое историческое событие, которое бы оказало, и продолжало бы оказывать такое воздействие на судьбу немецкого народа, как Реформация шестнадцатого столетия.Но все это вовсе не потому, что Реформация была, де, по сути национальным событием (ибо мы уже видели, как легко поставить под вопрос то, что она положительно отразилась на немецком народе); Скорее, причина в том, что это одно из величайших событий истории церкви произошло в Германии. И если история церкви - это своего рода "душа мировой истории", то разве могла нация пережить что-то более великое, более важное и, возможно, более горестное, чем этот выпавший на ее долю фрагмент церковной истории? Нация может забыть все, что является просто частью истории. Для ее современного существования не так уж важно - помнит она или нет религию своих языческих предков. Она может даже отречься от этой религии. Возможна даже такая ситуация, когда люди имеют не более, чем карикатуру на свою историю. Но никакой народ не может стереть из своей памяти того следа, который церковь Христова однажды оставила в нем.

Соответственно, если Реформация была по своей природе событием церковной истории, то в чем же состояла, в строгом смысле этого слова, суть этого события? Через какие испытания прошла за это время Церковь Божья - единая, Святая, католическая и апостольская церковь? Что произошло в ней и для нее? Каково значение слова "Реформация", всегда использовавшегося для определения того, что пережила церковь в шестнадцатом столетии?

У этого слова длинная история. Оно существовало еще до того, как его стали применять для обозначения движения, начавшегося со знаменитых тезисов Лютера. Реформация церкви - как в морально-религиозном, так и в юридически-организационном смысле (словаrenovatioиreformatioбыли синонимами) - требовалась уже более, чем за два столетия до этого события. Теологи и ученые-гуманисты, представители духовенства и миряне, прелаты и еретики, реформационные советы и папы, государственные деятели и монахи разрабатывали концепции такой реформации и пытались осуществить эти теории на практике. Все они решали общую проблему: Что сделать для того, чтобы церковь снова могла стать тем, чем она должна быть согласно волеБожьей? Все они основывались также на общем убеждении, что существуют основные надежные стандарты, следуя которым церковь должна вновь обрести свое значение после всех своих отклонений на неверные пути; что есть заповеди, которым она снова должна подчиниться; и что эта покорность, это насаждение абсолютной власти и исполнение того, что эта власть требует, представляет собой реформацию или обновление церкви. Соборы и папы, теологи-истолкователи консилиаризма и куриализма, гуситы, монастырские реформаторы, гуманисты, Эразм и Цвингли, Кальвин и Буцер, Карлштадт и Мюнцер, вместе с реформатскими папами, анабаптистами Мюнстера и Трентским собором - все они были согласны с этим.

Предметом спора был только выбор власти, которой нужно было подчиниться для того, чтобы церковь могла быть возрождена: библейская церковь, папа или собор, вся Библия, включая ветхозаветный Закон или же только четыре Евангелия с новым Законом Христовым? Из различных ответов, дававшихся на этот вопрос, вытекали совершенно различные возможности для реформации церкви.С самого XVI столетия все эти западные церкви были "реформатскими"- Римская церковь, проведшая свою реформацию на Трентском Соборе (это была самая настоящая реформация для Римской церкви!) ничуть не меньше, чем церковь Англии, обновленная в духе Эразмовского Христианства; истинные "евангелические" церкви Лютеранской и Реформатской конфессий [были преобразованы] ничуть не меньше, чем маленькие собрания верующих, которые в эпоху Реформации обычно называли "сектами". Могут возникнутьнекоторые сомнения по поводу Лютеранской церкви - до какой степени ее можно причислять к реформатским церквям в этом смысле слова. Ее оппоненты и критики совершали нападки на нее еще со времен Реформации, утверждая, что она непоследовательна и ненастойчива, что она прошла только половину пути. Позиция Лютеранской церкви представала в таком свете в глазах всех, для кого реформация означала соблюдение Закона и реорганизацию церкви на базе определенных божественных заповедей. Но, отложив на некоторое время в сторону этот особенный случай, необходимо признать, что все церкви, существовавшие на Западе со времен Реформации - от Римо-католиков до последователей Швенкфельдера и от квакеров до англикан - имеют право называть себя "реформатскими" церквями, поскольку это утверждение основывается на субъективной уверенности , что потребность в реформации церкви - от правления до рядовых членов - была удовлетворена. Таким образом, остается ответить только на один вопрос: чья реформация была правильной? Или, другими словами, какая из норм реорганизации церкви была верной?

Ввиду того, что Евангелическая Лютеранская церковь приняла позднюю средневековую концепцию "реформации" и, поскольку она даже претендовала на название "реформатской" церкви, она понимала суть упомянутой выше идеи "реформации", как восстановление (обновление) церкви. В соответствии с лютеранской точкой зрения, задача реформации заключалась в осуществлении необходимой реставрации церкви, в восстановлении в ней здоровой атмосферы, в возвращении Господу тойЦеркви, которая Его покинула. Лютеранская церковь также была заинтересована во всеобщей норме (стандарте), по которой церковь должна управляться в вопросах веры и в практических делах. Без излишних дискуссий по поводу имевших место глубоких различий, Лютеранская церковь сражалась плечом к плечу с церковью "Реформированной по Слову Божьему" против ересей Католицизма и Энтузиазма во всех их формах - против ересей, признававших какой-то другой стандарт помимо Писаний или наряду с ними - будь то церковь, церковная служба, обряд или какое-нибудь "внутреннее озарение". Что бы еще ни разделяло Лютеранскую и Реформатскую церкви, они являются церквями-сестрами в том отношении, что сегодня они вовлечены в общую борьбу за учение, не понимаемое современным человеком. Именно этим объясняется духовное и теологическое содружество (взаимодействие) между немецкими церквями в настоящее время.

Но такое единство интересов не должно приводить нас к ошибочной недооценке глубоких различий, существующих между двумя "реформатскими церквями" - различий, состоящих в их взглядах на сущность реформации. В соответствии с реформатской доктриной, реформация представляет собой реставрацию церкви путем возвращения к Святым Писаниям. Лютеранская же теология утверждает, что такое описание сущности данного великого события церковной истории, является не точным. Восстановление церкви путем возвращения к Писаниям, путем обновленного рассмотрения того, что Бог говорит нам в Писаниях - ни в коем случае не является духовной характеристикой великого события XVI столетия. Реформация - этонепрерывный процесс.Она является непрерывным процессом не только в том смысле, что этому обновлению, проистекающему от Слова Божьегоследуетповторяться снова и снова, но также и в том смысле, чтоэто действительно происходитнепрерывно. Каждая истинная проповедь вносит вклад в такое обновление. Реформация этого типа происходит каждое воскресенье - фактически даже каждый день. Ибо церковь в буквальном смысле живет Словом Божьим. Она не могла бы больше существовать, если бы не испытывала снова и снова обновления Словом Божьим.

Таким образом, в наше время, среди беспрецедентного упадка протестантской церковной жизни Германии, очень утешительно видеть, как истинная, живая Церковь Христова день за днем переживает обновление в немецком народе, силой "живого и могущественного" Слова Божьего. Через точно такое же переживание христианский мир прошел в темные времена средневекового папства. Мы в полной мере разделяем мнение нашего Реформатора и учителей нашей церкви о том, чтоистинная Церковь Христова существовала все это время, и, следовательно, что все это время церковь также снова и снова обновлялась живым и могущественным Словом Божьим. Таким образом, лозунг "Назад к Библии!" звучал непрерывно на протяжении Средних веков. Он не был только лишь лозунгом "еретиков", апеллировавших к Библии при обсуждении притязаний римского священноначалия; те, кто стремился к обновлению церкви изнутри существующей структуры, также были обращены к Библии. Стоит лишь напомнить о той силе, с которой десятая глава Евангелия от Матфея своими могущественными проповедями ученикам воздействовала на души наиболее убежденных христиан в Средние века. Даже в те столетия церковь обновлялась, "реформировалась" снова и снова путем повиновения Слову Божьему,путем соблюдения божественных заповедей, содержащихся в Писаниях.

И тем не менее, реформация, в истинном значении этого слова, не была достигнута. Почему же? Потому что возврат к Святым Писаниям, переживание величия того, о чем Бог говорит и заповедует в Писаниях, решение о признании впредь только того, что говорится в Писаниях и о повиновении библейским заповедям - это еще не все, что составляет реформацию. Человек может признавать полную и совершенную власть Святых Писаний из-за подавленности от осознания полнейшего превосходства Господа, говорящего в них, и быть при этом, тем не менее, кем угодно, только не христианиномевангельскойориентации. Церковь может признавать полную и совершенную власть Писаний и даже скрупулезно внедрять эту власть в жизнь своих членов, в свою политику и теологию, не имея при этом ничего общего севангелическойцерковью.

Sola scriptura- этого еще не достаточно. Данный тезис должен сочетаться сsola fide- такая неразрывная связь имеется в лютеранской теологии. Совершенно верно, чтоsola scriptura- ударение на Писание, как на источник истины и полной власти в отношении веры - никогда не выражалось столь сильно, как в реформатских церквях шестнадцатого столетия. Но, на самом деле, не это было специфической чертой того века. Даже в Римской церкви мы снова и снова встречаемся с удивительным утверждением о том, что Писания являются высшим авторитетом. Едва ли это было только лишь тонким расчетом, приведшим к тому, что доктринальные постановления Трентского Собора пестрели библейскими цитатами, хотя и без того тоже не обошлось. Конечно, это нечто большее, чем просто необходимость считаться с протестантами, заставляющая подводить под декларации современного Католицизма библейскую основу, пригодную для любой доктрины и любой религиозной практики. Почему со времен ватиканской догмы о непогрешимости было проявлено так много недовольства по поводу высказываний и декретов пап? Потому что, несмотря на Римские догмы, касающиеся традиций и учительского служения, по прежнему существует почитание Святых Писаний - даже в папских церквях. Если бы этого почитания не было, если бы Слово Писаний не было представлено также и в этой церкви, она давным давно погибла бы. В этом состоит причина того, почему даже Римская церковь по прежнему апеллирует к Слову Писаний и почему она избегает открыто использовать принципsic volvo, sic iubeo, stet pro ratione voluntas, как это было в случае с епископами других общин. Если все пойдет так, как идет сейчас, то, возможно, придет время, когда в Римской Католической церкви Библии будет уделяться больше внимания, чем в церкви, называющей себя евангелической - то ли по привычке, то ли в память о том, что было когда-то, четыреста лет назад. Великое библейское движение, нарастающее в католической церкви в наши дни и не могущее остаться без плода - потому что Слово Божье никогда не "возвращается... тщетным" - должно дать современному протестантству повод для размышлений. Но как бы различные церкви ни относились к Библии в наше время, определенным остается следующее: возвращение к Писаниям, возрождение церкви через обновление внимания к Слову Божьему, реформация церкви путем новой волны повиновения закону Божьему, требуемого от нас Библией, - это нечто такое, с чем церковь была знакома на протяжении всех столетий своего существования.

Таким образом, не возврат к Писаниям сам по себе делает Реформацию шестнадцатого столетия одним из величайших и уникальных событий истории церкви. Сущность Реформации следует искать, скорее, в какой-то особенности данного возвращения к Библии. Это истинно, по меньшей мере - в отношении Лютеранской Реформации, в том свете, как она понимает сама себя. Она претендует на принципиальное отличие от любой из множества других попыток преобразования, предпринятых в ходе истории церкви - попыток, которые все закончились столь прискорбно. Как часто церковь реформировалась "согласно Слову Божьему"! Как часто из Писаний извлекались правила и нормы, применявшиеся с уверенностью в том, что Бог желает, чтобы Его церковь была организована и управляема, чтобы жизнь собрания верующих и всех его членов была нормированной и подчинялась порядкам, соответствующим этим (библейским) правилам! Насколько различны были эти правила! Епископальная, или пресвитерианская, или конгрегационалистская политика считались установленными Богом и взятыми из Нового Завета. Как часто предпринимались попытки вновь учредить чистую церковь Нового Завета! Насколько различно понимались эти идеи, и насколько безуспешно заканчивались попытки понять их! Лютеранская Реформация, прежде всего, не имела ничего общего со всеми этими попытками реформ. Потому что Лютеранская Реформация, по своему существу, является ни чем иным, какновым открытием Евангелия.И она представляет собой великое событие истории церкви именно благодаря такому пониманию [Евангелия], пониманию, впервые достигнутому с новозаветных времен. Как древняя церковь, после ожесточенной борьбы за правильное понимание Нового Завета в течение первых столетий, пришла к пониманию Триединства Бога, а также того факта, что Иисус Христос был истинным Богом и истинным Человеком - этих открытий веры, дарованных церкви всех столетий через великие символы веры древней церкви - точно также и Реформация дала церкви новое духовное видение. После того как западный христианский мир целую тысячу лет, еще со времен Августина, бился над пониманием заявления древнего символа веры относительно Сына Божьего: "...сошедшего с небес ради нас, людей, и ради нашего спасения... и распятого за нас", Лютер дал ответ. Это был ответ на вопрос о том, что такое спасение. Это был ответ на вопрос о том, что означает Евангелие, как весть о спасении.

Этот ответ Лютера заключен в доктрине об оправдании в том виде, как он ее провозгласил. Лютеранская церковь считает, что данная доктрина является правильным освещением того, что Святые Писания говорят относительно спасения человека. Новое открытие библейской истины об оправдании грешника только по милости, только через веру - является ни чем иным, как новым открытием Евангелия. Ибо, если эта истина забывается, то Евангелие понимается либо как свод моральных устоев, либо как теория религиозной метафизики. Таким образом, именно это открытие составляет основу реформации церкви. Оно вновь раскрывает истину, которой (и только которой) живет церковь.

Ибо церковь не живет моральными нормами, знанием и соблюдением Закона Божьего. Точно также, как она не живет религией, возвышенными переживаниями божественного и знанием о тайнах Божьих. Она живет всецело прощением грехов. Следовательно, Реформация не состоит - как полагали в позднем Средневековье и как думали даже в широких кругах протестантского мира - из "этико-религиозных" исправлений, из повсеместного морального оживления и углубления духовности церкви. Она представляет собой, скорее - в соответствии с ее специфической природой - оживление проповеди Благовестия о прощения грехов ради Христа. То, что это оживление распространяемой церковью вести должно иметь важные последствия также в оживлении жизни ее членов и в обновлении внешних форм церкви - вполне естественно. Но все это - только последствия. То, что мир называл и по сей день называет реформацией церкви - является лишь плодом истинной Реформации - обновления чистой доктрины о Евангелии. Что могла делать церковь, только что вновь получившая Благовестие о прощении грехов, кроме как внимать закону Божьему с новой серьезностью?

Мы утверждаем, что новое понимание Писаний пришло в результате второго открытия Евангелия. Во всяком случае Лютеранская церковь была уверена, что условием дляsola scripturaявляетсяsola fide,чтоистинное возвращение к Писаниям было возможно только через новое понимание Евангелия. Именно в этом смысле Апология Аугсбургского Исповедания говорит об оправдании, как об "основном содержании христианской доктрины... которое исполняет особенную роль, служа чистому, правильному пониманию всех Святых Писаний и представляет собой единственное явление, которое показывает путь к неописуемым богатствам и правильному знанию Христа, и которое открывает дверь во всю Библию". Только эта точка зрения противостоит ложной легалистической концепции о том, что Библия - это Книга законов, в которой, помимо прочего, мы можем найти предписания для формирования организационной структуры церкви, являющиеся единственно правильными, потому что установлены Богом. Она также противостоит ложному синергистскому заявлению о том, что мы можем реформировать церковь "по Слову Божьему" точно определив - что собой представляют эти предписания, а затем применяя их. Существует множество протестантских церквей, которым не удалось избежать данной ошибки. Это ошибка, которая, по мнению лютеранской теологии, происходит из такого отношения к Писаниям, в котором нет убеждения в оправдании верой. Возможно, что это логическое заключение, полученное из Кальвинистского отношения к Писаниям, потому что соотношение между разделами Слова Божьего - Законом и Евангелием - в кальвинистской и лютеранской теологиях различно, хотя мы должны признать, что Кальвин сам предпринимал немало усилий для того, чтобы предотвратить ошибочное синергическое представление о реформации, как о деле, предпринятом набожными людьми. Каждый раз, когда появляется такая ошибка - будь то среди реформатов или среди лютеран возглашающих: "вставайте, и взойдем на Сион..." - это свидетельствует о том, что забыт сам принцип, который, согласно мнению Лютера и учению лютеранской церкви, является характеристикой Реформации XVI столетия, как эпохального события истории церкви:Реформация была обновлением церкви, обусловленным новым открытием и провозглашением чистой евангельской доктрины о прощении грехов.

Это великое событие истории церкви - Реформация - началось очень спокойно и рассудительно, с теологического открытия в области истолкования Библии. Это было то открытие, которое имел ввиду Павел, используя фразу "правда Божия" в Послании к Римлянам (1:17). Конечно, эта находка Лютера не являлась тем, что называется научным открытием в современном мире. Это не было формальным, холодным выявлением существа дела, произведенным человеком, имевшим интерес чисто практического свойства. Анализ Лютером значения терминаjustitia Deiне было тем, что еще со времен Давида Фридриха Страусса называют "непредвзятым исследованием". Напротив, он внес в свои исследования несколько предпосылок и предвзятых суждений, совершенно противоречащих современной науке, и даже оскорбительных для нее. С пылающим сердцем он исследовал то, что было для него вопросом жизни и смерти, проблемой, от которой зависело все его существование, потому что он знал - в конце концов ему предстоит вместе со всем человечеством явиться на праведный суд Божий. Ответ, которого был удостоен Лютер, он сам рассматривал, как дар благодати. Он говорит о видении, полученном им в тот судьбоносный час в келье Виттенбергского монастыря, как о чем-то "данном" или "открытом Духом Святым", и он чувствовал полное блаженство от этого неожиданного, освобождающего переживания. "Я чувствовал,- писал он впоследствии,- как будто бы я был заново рожден и как будто я вошел в рай через распахнутые ворота". Очевидно, однако, что эти переживания не были так наполнены чувствами, как переживания мистика - например, Джакоба Боэме, описывающего свое состояние высшего блаженства при сошествии на него Духа, такими словами: "Такого ликования в духе, как это - я никогда не испытывал и не описывал. Более того, оно несравнимо ни с чем, заисключением разве что с появлением жизни среди смерти; его можно сравнить с воскресением из мертвых". В то время, как Джакоб Боэме далее говорит: "В этом свете мой дух сразу же стал видеть насквозь все вещи и все творения ... распознал Бога, Кто Он есть и Какой Он, и какова Его воля", Лютер продолжает словами: "Вся Библия неожиданно предстала предо мной в совершенно ином свете. Я мысленно прошелся по ней настолько, насколько мне позволила память, и собрал множество похожих выражений, означающих 'дело Божье' - то есть то, что Бог совершает в нас; 'сила Божья' - то есть та сила, которой Он делает нас могущественными; 'мудрость Божья' - то есть та мудрость, которой Он делает нас мудрыми... Насколько я ненавидел фразу 'праведность Божья' до того - настолько драгоценной и сладостной она была для меня теперь. Таким образом, этот фрагмент из послания Павла воистину стал воротами в рай".

Как отличаются эти исповедания! В первом - немедленное видение и познание Бога, Его сущности и Его воли - прямое откровение, данное мистику в его экстазе. Во втором - новое понимание откровения, данного в Писаниях, и новое понимание сущности и воли Божьей, полученное из этого по-новому понятого Слова Писаний. По своей форме, переживание, описанное Лютером, больше напоминает проницательное предчувствие ученого, освобождающее его от мучений неопределенности. Это имело что-то общее с переживаниями Декарта, в тот час, когда принцип его философии - метод сомнения - озарил его разум во время зимовки в Нейбурге. Во всяком случае, в переживаниях Лютера отсутствует элемент экстаза. Таким образом, пророком Лютера можно назвать только с очень большой осторожностью. Иногда, он "претендовал" на это звание, особенно в такие моменты, когда "дурачась превозносился" над оппонентами. Если уж этот термин был упомянут, нам необходимо отчетливо уяснить, что пророческое служение в церкви отличается от аналогичного служения времен Ветхого Завета, и что слова "пророк" и "пророчество" - в библейском и духовном применении - имеют значение совершенно отличное от того, которое дается им современными историками религии. Лютер никогда не считал себя глашатаем новых истин или откровений. Точно также, как он не относил себя к "религиозным гениям", созидательным духам религиозной сферы. Он всегда подчеркивал, что он только "восстановил Святое Евангелие". С учетом этих оговорок, нет причины, не позволяющей назвать его пророком, ибо каждый может учиться у него тому, что есть пророческое служение в церкви Христовой.

Но лучше всего можно выразить характер Реформатора, если назвать его учителем церкви. Наряду с пророческим и апостольским служениями,- а Лютер сам иногда называл себя апостолом,- существует еще и третье служение Нового Завета, принадлежащее и служащее не только отдельным собраниям верующих, но и всей Церкви. Это учительское служение. Ни одно из экстравагантных имен, которыми преданные современники обильно награждали немецкого Реформатора, не прилипло к нему, за исключением титуладокторМартин Лютер - титула, и поныне живущего в сердцах немцев и не сходящего с их уст. Не случайно он настаивал на том факте, что его появление и деятельность - юридическая и теологическая - были реформаторскими, не случайно он защищал эту позицию от нападок своих противников и от искушений собственного сердца, сводящих все к его теологической докторской степени, так сказать к духовному служению учителя, на которое он был рукоположен самым обычным, традиционным способом. По какому праву он поднялся против всего мира со своим учением, важности которого он и сам тогда еще не предвидел? По какому праву он противопоставил себя духовным и теологическим авторитетам полутора столетий? "Ты думаешь, что никто из учителей до настоящего времени ничего не знал? Разве ты - единственный так сказать "приемыш" Святого Духа в эти последние дни? Разве мог Бог позволять Своим людям идти на погибель все это время?",- эти вопросы Лютер задавал сам себе. И из каких чистых слов Писаний он неоднократно получал уверенность в том, что действительно обладает чистой доктриной, по какому праву он провозглашал ее публично? Разве утверждение, которое он постоянно выдвигал против энтузиастов и которое четырнадцатый артикул Аугсбургского Исповедания причисляет к лютеранскому учению - тезис о том, что "никто не должен публично учить в церкви ... если он не рукоположен на это установленным образом",- не применим также и к нему?

Лютер никогда не относился к этому вопросу легкомысленно. Он знал, что "vocatio(призвание на служение Богу) жестоко ранит дьявола". Более того, он никогда не вмешивался без спроса во внутренние дела других церквей и других стран с такой опрометчивостью и дерзостью, как это делали другие в эпоху Реформации. Он не посылал вестников, несущих его учение в другие страны, за исключением тех случаев, когда его просили об этом. С точки зрения политической выгоды кто-то может осуждать это и противопоставлять Лютеровской "недальновидности" - "дальновидность" Цвингли и Кальвина. В этой связи, однако, неплохо иметь ввиду, что Кальвин вынужден был решать эти вопросы совсем не так, как Лютер. Кальвин везде, за исключением Швейцарии, должен был не желая того, провозглашать свою весть мирянам, также, как духовным лидерам и властям. Следовательно, его мышление никогда не могло быть столь умеренным и осторожным, можно сказать даже - столь законным и правильным,как мышление Лютера. Но было бы совершенно неверно заключить, что Лютеровский консерватизм был порождением нерасторопности, лени или неуверенности в том, что конец мира уже на носу. Скорее, истина заключается в том, что великая и всеобъемлющая концепция церкви и развития церковной истории лежит за этим отношением. И возможно, что последующие периоды истории церкви откроют нечто большее, чем личное исповедание Реформатора, большее, чем свидетельство о его сознании в словах, которые он произнес о своем служении - служении учителя Святых Писаний - и о своем призвании реформатора: "Я, доктор Мартин, был призван и был вынужден стать доктором против своей воли и исключительно из-за своей покорности. Я должен был принять на себя обязанности доктора и поклясться на своей драгоценной и Святой Библии, что буду проповедовать и преподавать ее верно и во всей чистоте. Но папство встало на моем пути и хотело остановить меня. Что произошло с папой в результате этого - знают все, и ему будет еще хуже; он не остановит меня.Во имя Бога я растопчу льва и дракона". Возможно, последующие поколения христиан распознают в этом и во всех других фрагментах, касающихся его докторской степени, намек на особый характер служения Лютера, как служение реформатора. Он был учителем церкви, учителем единой, Святой, католической и апостольской церкви. И когда древняя лютеранская церковь пыталась описать его миссию, его "призвание" и адаптировать идею, выраженную уже во время жизни Лютера, что он был ангелом, о котором говорится в Откровении (14:6), что он был посланником Божьим, имевшим вечное Евангелие, "чтобы благовествовать живущим на земле и всякому племени и колену, и языку и народу", это было попыткой, говоря языком нашего времени, пролить свет на божественную тайну, покрывающуюvocatio specialisэтого великого учителя церкви. Это божественная тайна призвания, которую апостол Павел выражает словами об одном из древнейших церковных порядков: "И иных Богпоставилв Церкви во-первых Апостолами, во-вторых пророками, в-третьихучителями".

Именно как на учителя церкви - как на того, кто вновь открывает и провозглашает чистое евангельское учение - взирали на Лютера современники эпохи Реформации и евангелическая церковь до конца семнадцатого столетия. Затем пришли времена, когда, вместе с содержанием церковной доктрины, исчезло понимание самой сути учения Евангелия. И после этого появились те ложные интерпретации Реформации, с которыми мы уже имели дело. Современный человек пытается сделать понятным результат воздействия Реформации на мировую историю путем повтора такой интерпретации - просто потому, что он не в состоянии понять, каким образом проблема чистого учения о Евангелии может столь сильно взволновать поколение людей, как это было в шестнадцатом столетии. Даже религиозный человек нашего времени едва ли способен понять это, потому что он был подвергнут ложному обучению, которое не позволяет ему понять - что значит "учение" Евангелия. Он вырос с совершенно ошибочным представлением о различии между жизнью и учением, живой верой и церковной догмой, которая не имеет совершенно никакого отношения к вести о Библии и о церкви. Со времен века Пиетизма и со времен Шлейермахерских роковыхРечей о Религии, эта точка зрения особенно преобладала среди религиозных людей и препятствовала пониманию ими Евангелия. Не будет преувеличением сказать, что ложная теория религии, которую все мы получили в школе, является величайшим препятствием к пониманию Евангелия и Реформации. Она послужила закрытию наших глаз на то, что называется "учением" и "доктриной" в Новом Завете.

Учение - это передача другому (сообщение) содержания откровения. Это происходит и может происходить только "в Святом Духе". Так Иисус Христос Сам является Учителем, и Его ученики, Его, так сказать, "студенты", посланы Им для того, чтобы научить все народы. Как никому не может прийти в голову сказать, что это учение старомодной церкви, которое происходит "в Святом Духе", является чем-то вторичным - что это какое-то усложнение, или "интеллектуализация" живой веры - так никто не может упрекнуть Лютера и Реформацию за то, что они столь много говорят об "учениях" и о "чистой доктрине". Так называемая "живая вера", которая была заменена в современном мире доктринальным Христианством - это изобретение дьявола, ибо все говорят, что изобретение религий является одним из любимых его занятий. В Германии не было такой глубокой жизни с верой в Бога и такого интереса к Богу, как в те времена, когда в ней культивировалось чистое учение. Позже, когда доктрине не стали придавать более такого значения и жизнь стала предметом заботы и внимания, эта так называемая религиозная жизнь превратилась лишь в слабое отражение того, чем обладал немецкий народ во времена проповедования чистой доктрины. Или же человек наших дней не может более понять того ликования, которое, бывало, наполняло многие тысячи сердец, когда все пели Лютеровский гимн "Возрадуйтесь, вы, искупленные Господом!", и когда посредством этого, и многих других, подобных этому гимнов, доктрина об оправдании грешника (это иллюзорное, призрачное представление об идеях, сформулированных теологами-теоретиками) укоренялась в сознании простых людей? Люди впервые познавали - что такое Евангелие. Древние слова литургии, библейские цитаты, молитвы и церковные гимны обретали для них новую жизнь. Теперь впервые они понимали, что значит - веровать в Иисуса Христа. Они осмыслили значение прощения грехов и познали истину слов Катехизиса: "Ибо, где отпущение грехов, лишь там жизнь и спасение". Они познали, что такое Слово Божье, а также то, что человек может буквально жить Словом Божьим, что фактически, никто просто не может жить без него. Никогда, за всю историю Германии, не провозглашалось учения, которое так будоражило бы людей и так двигало бы ими, как учение, принесенное Лютером в годы Реформации. Великий учитель церкви является также величайшим учителем Германии.

Однако, будучи учителем Германии, Лютер оставался учителем всей церкви. И, как учитель церкви, он позволял своему учению занимать передний план, в то время как сам он оставался на заднем плане. Ибо гениальный учитель церкви, подобно гениальному апостолу и пророку, подтверждает свою миссию тем, что остается лишь посредником в учении, ему не принадлежащем. Даже если вечный Сын Божий говорит о Себе: "Мое учение - не Мое, но пославшего Меня", то насколько же это более применимо к тем, кто получил свою миссию от Него, Господа Церкви. "Ибо мое учение - не мое" - эти слова были протестом Лютера против распространявшейся традиции называть его последователей его именем. Вот что отличает Реформатора от основателя секты. Сектант нуждается в последователях, принимающих его слова без всякой критики, как слова своего учителя и господина. Такipse dixitПифагора и многие другие философские школы превратились в авторитетные нормы для решения доктринальных вопросов. Кто, в случае какого-то спора, имеет учительскоеipsissima verbaна своей стороне - тот и прав. Лидер секты является высшим авторитетом, всецело определяющим, какая доктрина истинна. Насколько отличались формулировки доктрин в Лютеровской Реформации! Совершенно верно, что мнение Лютера имело огромный вес, но одно лишьегомнение ничего не решало. Он не был "единственным в своем роде Учителем", за которым нужно было следовать безоговорочно, он был только лишь "наиболее выдающимся учителем церквей, принимающих Аугсбургское Исповедание". Доктринальным стандартом Лютеранской церкви является Аугсбургское Исповедание, и только в случае появления различий во мнениях, касающихся его интерпретации, "надлежащее понимание ... Аугсбургского Исповедания" должно "в своей надлежащей и правильной форме основываться ни на каком другом источнике, кроме доктринальных и полемических писаний доктора Лютера", как говорится в Формуле Согласия относительно доктрины о Святом Причастии.Следовательно, ни одна доктрина не является лютеранской только потому, что Лютер защищал или поддерживал ее.

Это утверждение, являющееся основой для понимания Лютеранской Реформации, часто забывалось - причем даже лютеранскими теологами, в век теологического историзма и лютеровского ренессанса. Открытие Лютеровских лекций по Посланию к Римлянам и Посланию к Евреям, наряду со всеми остальными результатами исследований Лютера, полученными на протяжении нескольких последних десятилетий, расширили наши представления о мире мысли Реформатора, особенно в его ранние годы, и дало нам возможность лучше понять произведенное им развитие в области теологии. Трактовка Лютеровской теологии отличается в наши дни от той, что была поколение назад. Но сущность этой доктрины не изменилась ни в каком смысле.

Ибо лютеранская доктрина и доктрина Лютера - это не одно и то же. Если бы это было так, то она должна была бы постоянно пересматриваться и подгоняться под результаты исследований Лютера. Фактически, многие поклонники Лютера в наши дни, кажется, считают это необходимым. Стандарт, по которому они судят о каком-либо явлении, на предмет того, является оно лютеранским или нет - будь то система учений или освещение артикула веры, символ веры или проповедь, церковь или чья-то теология - это теология Лютера в ее лучшем виде, представлениео которой меняется время от времени: Поколение назад теология трех важных писаний 1520 года, казалось, находится в зените, в наши же дни такое положение занимает теологияDe servo arbitrio.Соответственно изменялись суждения, хотя, изменяясь, они все равно всегда представляют интерес. Например, если принять за норму теологию молодого Лютера, то истинным лютеранином - возможно даже единственным лютеранином - был Кальвин, а Лютер отошел от истинного лютеранства в последующие годы. Но независимо от того, насколько различными могут оказаться мнения о том, кто или что относится к лютеранству, все эти критики полностью сходятся и абсолютно уверенны в том, что лютеранская церковь и лютеранские исповедания представляют собой ни что иное, как отступление от Лютера, и, следовательно, они могут претендовать на то, что являются "лютеранскими" только с оговорками. И это, конечно же, так, если лютеранскую доктрину идентифицировать с доктриной Лютера.

Но должно ли так быть? Если бы лютеранская доктрина - то есть, доктрина лютеранской церкви - была идентична доктрине Лютера, то наша церковь была бы "сектой Лютера". Тогда от вероисповедальных книг, от тех из них, которые не были подготовлены Лютером - нужно было бы отказаться. Они не могли бы более служить авторитетным освещением учений лютеранской церкви. Или нужно было бы составить другой сборник вероисповедальных книг - сборник, составленный только из писаний Лютера. Или же один из лучших ученых [секты] Лютера должен был бы составить сборник гениальных учений Лютера и добавить его к древним исповедальным книгам. Это звучит абсурдно. И, тем не менее, это очень похоже на то, что происходит в наши дни почти повсеместно, когда люди, минуя Исповедальные книги, обращаются к "истинному Лютеру" и используют его как норму для оценки церковной доктрины. Существует только один вопрос, на который нужно дать ответ: почему это уже не сделано в период Реформации? Вот ответ на этот вопрос: потому что люди не имели ни малейшего интереса кучениям Лютеракак таковым. Они интересовались толькоучением Евангелия.Учение Лютера было принято не потому, что оно происходило именно от него, но потому что оно соответствовало Евангелию. То, что это учение происходило от великого человека, религиозного гения, одного из величайших сынов немецкого народа, не придавало ему ни малейшей крупицы силы или власти. Но оно обладало высшей силой и властью потому, что было признано учением, соответствующим Слову Божьему. Конфессиональное развитие, начавшееся с Ансбахского диспута в 1524 году и впервые достигшее своего апогея в Аугсбургском Исповедании 1530 года, вовсе не было порождено вопросом: "Что такое учение Лютера и чем оно отличается от того учения, которое существовало в церкви до сих пор?" Скорее, это было ответом на вопросы: "Чему учит Слово Божье?", "В чем заключается Евангельская истина?" В противном случае для представления лютеровских учений было бы достаточно воззвать к Лютеру. Но это не было сделано. На карту было поставлено нечто большее, чем мнение великого человека. Вопрос стоял об учении церкви. ИЛютер проявил себя гениальным учителем церкви, когда в своем учении он обратил людей от своей личности и своих личных убеждений - назад, к Евангелию.

Начиная с момента своего зарождения, весь христианский мир был озабочен проблемой - что же такое истинная евангельская доктрина? Ни одна церковная деноминация с тех времен не может избежать столкновения с этим вопросом и необходимости отвечать на него. В этом состоит значение Реформации также и для тех ветвей Христианства, которые однажды отвергли ее. Для них этот вопрос также остается открытым и волнующим. Но в суровой борьбе за чистую евангельскую доктрину, которая была характерна для периода деятельности Лютера, из согласия веры и исповедания сформировалась Евангелическая Лютеранская церковь - как та частьхристианского мира, которая приняла Реформацию и исповедала свою приверженность учению Лютера, потому что она снова нашла чистое Евангелие Иисуса Христа в его интерпретации. Эта взаимосвязь, эти взаимоотношения между учением Лютера, учением лютеранской церкви и учением Святых Писаний - нигде не выражены лучше, чем в Формуле Согласия: "Потому что в эти последние дни Бог, по особой милости, снова вынес на свет истину Свою из тьмы папства, через преданное служение драгоценного человека Божьего, доктора Лютера, и в противовес развращенности папства, а также других сект, из Слова Божьего и в соответствии с ним собрал такую же доктрину в артикулах и разделах Аугсбургского Исповедания, мы также принимаем конфессионально первое, неизменное Аугсбургское Исповедание,не потому, что оно было составлено нашими теологами, но потому, что оно получено из Слова Божьего и твердо основано на нем...".

"Благодать вам та мир нехай примножиться в пізнанні Бога й Ісуса, Господа нашого!" (2 Петра 1:2).

Українська Лютеранська Церква.